Приглядись к подросткам (особенно в мегаполисе, где из-за масштабов города, необходимости много времени тратить на дорогу до работы и дома родители и дети редко проводят время вместе): они всем обеспечены, но все их поведение говорит о том, что их не то чтобы не любят, а просто не особо в их жизнь вникают. В результате подростки и родители разделены не только работой, учебой, хозяйственными заботами, но, главное, мироощущением. Старшие не представляют проблем младших, а младшие не представляют, чем те им могут помочь.
Если родители счастливы в браке и поддерживают друг друга, то ребенок даже в такой благополучной семье самим фактом своего существования обречен на свое детское одиночество. «Хорошо тебе, мама, у тебя есть папа. Хорошо тебе папа, у тебя есть мамочка. А у меня нет никого, даже собаки» (это из мультфильма про Карлсона). Бывают, правда, счастливцы, у которых есть близкие по духу (и, как правило, по возрасту) братья и сестры, но это встречается реже, чем хотелось бы. Обычно в детскую пору братья и сестры дерутся, а дружить начинают много позже.
Дети изначально одиноки в семьях, где формальные признаки успешности (оценки в школе, производимое на окружающих впечатление и пр.) важнее, чем душевный контакт. Поделиться проблемами, которых у каждого ребенка намного больше, чем у любого взрослого (те, кто так не считает, просто не помнят своего детства), в таких семьях в общем-то не с кем, а постоянно нести этот груз в одиночку под силу не всем.
Даже не одинокий в семье ребенок рискует погрузиться в серьезное одиночество под вполне благовидным предлогом. Примером тому служат, например, оздоровительные лагеря, куда родители отправляют свое чадо «отдохнуть, подышать свежим воздухом, укрепить иммунитет». Для большинства детей это серьезное испытание, а главное удовольствие от лагеря – возвращение домой.
Редко кому везет попасть в летний лагерь со своей компанией. Чаще всего дети видят друг друга впервые. Тот, кто обладает врожденным даром легко сходиться со сверстниками, оказывается в выигрышном положении, ему, скорее всего, в лагере понравится. Остальным (а их много) одиночество открывается в полной мере. Дети оказываются в совершенно непривычной обстановке и не знают, как из нее выбраться. На самом деле знают – вернуться домой, – но этот выход крайний, к нему они прибегнут, когда станет невмоготу. Всю лагерную смену такой ребенок занят самым важным делом – приспосабливается. Если повезет успеть, получит хоть сколько-нибудь удовольствия.
Психологами и педагогами на тему взросления и связанных с ним проблем наверняка написаны тонны трудов, о которых я не знаю. У меня есть только личный опыт, в котором одиночества хватало с избытком.
Мои родители были такими, какими их сделала жизнь, – строгими. Они сами потом, спустя годы, сожалели о скупости проявлений своей любви. Сейчас моя мама с удивлением вспоминает свою молодость, сокрушается: «У меня такие замечательные дети! Почему я была такой строгой?!» В детстве мне даже в голову не приходило поделиться с родителями своими горестями. С ними я справлялась самостоятельно, как могла, может, поэтому так хорошо все помню. Чье-либо заявление о беззаботности детства вызывает у меня искреннее недоумение, потому что для меня это был наиболее сложный период жизни: опыта не было, и каждая мелочь (мелочь с точки зрения моего сегодняшнего возраста) тогда превращалась в серьезную проблему. Тот, кто помнит себя в эти годы, согласится со мной: детство и юность щедро окрашены в цвета одиночества.
Первые воспоминания: мне три года, у меня болит зуб, я лежу, укутавшись с головой и уткнувшись носом в спинку дивана. В таком возрасте все дети бегут к маме, требуя, чтобы она немедленно избавила от мучений. Но в моем случае я почему-то знала, что боль – только моя, что мама мне помочь не может. Это было осознание своего естественного одиночества, себя как изолированной от всего мира единицы.
Другая картинка: мне пять, я ночую в детском саду, откуда меня заберут только в субботу. Я не плачу, просто лежу и смотрю на тени, мечущиеся по стене. Душа полна сожалений, сути которых я уже не помню. Уже тогда в общении со сверстниками я ощущала свою изолированность. Не потому, что были какие-то сложности. Просто не получалось у меня раствориться в детских забавах так же целиком и искренне, как у моих подружек. Похоже, рефлексия – мой крест сызмальства.
Но вот уже отрочество: мне одиннадцать, я учусь в пятом классе. Отношения с одноклассниками до этой поры были вполне приемлемыми, пока не случилось одно совершенно дурацкое происшествие, которое надолго погрузило меня в одиночество среди сверстников. А дело было так.
Уроки труда в школьной теплице мне представлялись очень интересными, я с удовольствием копалась в земле, пересаживая, поливая. А вот мои одноклассницы (эти уроки были только для девочек) однажды нашли себе другое занятие. Они обнаружили семенные помидоры, отложенные учителем, и съели их! Был скандал, всем велели принести по помидорине. Мне, поскольку я в «фуршете» не участвовала, и в голову не пришло, что ко мне это тоже относится. Возмущению одноклассниц не было предела. Мне был объявлен бойкот! Мальчишки, которым тогда было все равно, что делают девчонки, этот бойкот поддержали. Причину остракизма скоро забыли, но привычка игнорировать меня осталась. Первая школьная подруга у меня появилась только через два года.
Одна моя знакомая, которой я недавно по случаю рассказала эту историю, задала естественный с ее точки зрения вопрос: а что сделали твои родители, зная все это?.. Не знали ничего мои родители, мне просто в голову не приходило пожаловаться! Похоже, моя собеседница испытала шок. У нее были совсем другие отношения с родителями и совсем другое детство.
Мои детские горести здесь упомянуты с единственной целью – напомнить тебе твои. Даже в самом счастливом детстве есть одинокие воспоминания: мама задержалась на работе, ты потерял ее из виду в транспорте, сам потерялся, наконец. У кого-то воспоминания, может, даже драматичнее: несправедливое наказание, жестокость сверстников, попытка сбежать из дома… Добавь к этому перечню свое, верни на минуту те чувства, которые не просто переполняли, а застилали весь белый свет. Вздохни с облегчением, и пусть это послужит для тебя очередным уроком: все проходит.
А теперь оглянись. Даже если у тебя нет своих детей – дети вокруг. Вокруг тебя разыгрываются все написанные и ненаписанные пьесы, герои которых не подозревают, что все пройдет. Ты снисходительно смотришь сверху, а внизу Шекспир! Вспомни, например, что-нибудь из потерянного тобой в детстве, воскреси на минуту свой ужас и прочие переживания, череду событий, к которым эта утрата привела. Дети ежеминутно живут теми страстями, которые с высоты возраста тебе кажутся пустяковыми, но для них эта – единственно возможная жизнь, в которой просто нет мелочей.
Дети не просто зависят от взрослых. Они рабы своих родителей, которые распоряжаются всем в их жизни. Родители чаще всего делают это из чувства долга, любви и ради детей. Но есть еще остальное человечество. Чужой ребенок, если не мешает, неинтересен. Зато если он делает что-то «не то», редкий взрослый не выскажет свое отношение, как правило, в пренебрежительной, резкой или даже оскорбительной форме.