— Причем это, Заза, кто интересен корреспонденту, к тому тот и идет! — отвечала я.
— Так, да? Что это? — и Заза достал свежий номер журнала «Бомонд», где я красовалась на всю обложку в кожаных штанах, сидя на мотоцикле.
— Это рубрика «Хобби». Что, нельзя? Если о других можно писать, где и как они загорают или в чём спят ночью, почему это неприемлемо для меня?
— Потому, что ты ведешь «Вестник» на русском, а не «Моамбе» на грузинском, поняла? Мне нужен основной пиар грузинской информационной передаче, а ты делаешь перехват.
— О, и я как раз о том же. Короче, Заза, я решила так: или ты даешь мне какую-нибудь грузинскую передачу, или я ухожу с телевидения, на этот раз навсегда, на свете есть много и других интересных дел.
— С ума сошла? — спросил меня удивленный Заза. — Какое время для этого? Нет у меня грузинской передачи, нет! А что ты — Дадиани? (Княжеская грузинская фамилия. — Л.М.) Чем тебе не нравится «Вестник» Морошкиной?
— Вот в том-то и дело, что я не хочу обрусеть, у меня и так русская фамилия. Если можешь, дай мне грузинскую передачу. Да еще хронометраж «Вестника» очень короткий, и я не успеваю донести до зрителей суть происходящего.
— Меня это не волнует, — был ответ Зазы, — ведь знаешь, с телевидения по собственной воле не уходят. Ты каждый день в эфире, тебя знают люди, у тебя большая зарплата, чего тебе еще, что, бес попутал?
— Передачу на грузинском, и точка! — ответила я и положила на стол заранее подготовленное заявление об уходе.
— Кажется, ты спятила, кто тебя будет помнить, когда уйдешь отсюда? И вообще, кем ты будешь? Только телевидение способно дать этот кайф. Ты будешь никем, слышишь, никому ты не будешь нужна, так и исчезнешь, будто тебя и не было! — злился Заза.
Я буду никем, да? Телевидение это «Остров свободы», а его шефы, как правило, мини-Фидели Кастро. Их приказ обсуждению не подлежит, телевизионные совещания больше похожи на выплеснувшиеся фонтаны накопленных личных обид. Каждое даже кулуарно сказанное слово может быть использовано против вас! Телевидение — болото, но какое любимое болото…
Труднее всего было расставаться с любимыми людьми: Зура Двали, Лия Бурчуладзе, Цира Лабаури, Марк Рыбкин, Миша Робакидзе и еще много коллег и друзей благословляли меня в новую дорогу, проходящую мимо голубого экрана.
— Послушай старого умного еврея, останься, — уговаривал Марк.
— И вправду, Лалусик, может, ты поторопилась? — подхватил пафос Марка мой давнишний друг Зураб Двали, работающий продюсером на Первом.
— Нет, точно знаю, решено! Или сейчас, или никогда! — твердо отвечала я.
«Потеряюсь? Никто меня не будет помнить? Еще как будут помнить!» — сердилась я и лелеяла пришедшую сгоряча идею. Очень хорошо, значит, так, сейчас же звоню Юрию Мечитову и прошу сделать фото для большого билборда, который я повешу перед телевидением! «Не будут помнить, да? Подождите, ещё глаза замозолю», — угрожала я Зазе мысленно.
Заза подписал мое заявление только через две недели. Отделу кадров пришлось принять заявление об уходе, которое «украшала» множество раз перечеркнутая игра в «крестики-нолики», — Шенгелия был уверен, что через два-три дня я остыну, и заявление окажется в мусорном ведре.
Я не остыла. Более того, плакат три на шесть практически был завершен, не доставало только надписи. Что мне написать, думала я, свои имя и фамилию? Как-то нескромно, тоже мне нашлась леди Ди. Ведь не напишу же я «Прощай, Заза!» или как плакат у въезда в Тбилиси «Помните Абхазию» — «Помните безвременно сошедшую с экрана Морошкину»?
В голове рождались различные мысли, и вдруг я оглянулась на пройденный мною путь. Школа с постоянными вопросами: «Ты здесь откуда?», на телевидении вечная миграция с канала на канал из-за нестабильной политической погоды. И сколько на свете похожих на меня? Я хотя бы грузинский знаю, а ведь другие вообще изгои. Помню, однажды я плохо себя чувствовала, и передача сорвалась, из-за чего коллектив «Вестника» весь день пересказывал по телефону последние события дня. Значит, интерес — безгранично большой, а возможностей ноль. Информационный вакуум и бесправие этнически негрузинского населения, которое вспоминают только перед выборами как выгодный электорат, приведут к новой волне эмиграции. И так нас осталась половина, а если уедут и эти люди? Разве не лучше помочь им, включить их в процесс интеграции, обучить грузинскому, ведь эта страна принадлежит и им тоже, Грузия — моя, твоя, его. Моя? Да, правда — моя, так говорят и армяне, и азербайджанцы, и курды, и я так говорю — моя Грузия!
Через три дня перед телевидением висел огромный плакат. Мое изображение украшали надписи на всех языках этнических меньшинств, проживающих в Грузии, — «Моя Грузия».
Спустя ровно месяц я создала неправительственную организацию «Моя Грузия», в число основателей которой также вошли Зура Двали, Манана Козакова и Мамука Арешидзе. Приближалась презентация. После консультации с Мамукой было решено пригласить все существующие в Грузии неправительственные организации, которые работают над проблемами малых этносов. Список получился довольно внушительным. Осетины и абхазы, русские и армяне, азербайджанцы и казаки, курды и чеченцы — именно тот настоящий Кавказ, где мы все вместе должны были жить мирно.
В это время я вспомнила о московском юбилее Михаила Козакова. Как было бы классно, если бы он согласился приехать на нашу презентацию, да еще без гонорара! Мысль, похоже, была утопической, но я все равно попытала удачу.
— Манана, где Миша? — спросила я, позвонив.
— Какой Миша, Лолик? — вопросом на вопрос ответила Манана.
— Твой отец, что с тобой? — продолжала я, будто Михал Михалыч каждый вечер был моим личным гостем.
— В Москве, наверное, если не на гастролях, а что такое? Зачем он тебе?
— Знаешь, что я подумала, как было бы здорово, если б он приехал на презентацию нашей организации! Я как-нибудь достала бы деньги на билет и гостиницу, на один-два дня никто мне не откажет, а вот денег на гонорар — нет. Может, ты попросишь?
— Не знаю, Лолик, позвоню. По правде говоря, не представляю, что он скажет, — безнадежно сказала Манана. — Вечером тебе перезвоню.
Голова раскалывалась от идей, но ответ главного действующего лица висел пока в воздухе.
— Ты не представляешь, что случилось! Миша дал добро, сказал, что на той неделе у него — люфт, и ему нетрудно, а Чола дает нам сцену «Театра в подвале». Короче, начинай печатать пригласительные! — щебетала радостная Манана, я же, оглушенная, слушала поистине фантастическую новость! Вот это чудо! Сам Козаков согласился, да ещё и бесплатно!
Жаркий летний день 2001 года в Ваке отличался многолюдностью. Множество представителей неправительственных организаций, государственных структур, министры, выдающиеся люди Грузии: Софико Чиаурели, Гига Лорткипанидзе, Гурам Сагарадзе, Мераб Кокочашвили хвалили нашу инициативу и с нетерпением ждали начала мероприятия. Рома Рцхиладзе, Дута Схиртладзе, Нана Шония и другие близкие нашему менталитету молодые профессионалы сцены ожидали феерического вечера. Зал оформил художник, супруг Наны, Шотико Глурджидзе, и наша сцена была шедевром, как все им сделанное.