Плащ красив, этого не отнять. Белоснежный, с сотнями вышитых серебром меток, которые оживали в ночи, а взгляды алагай соскальзывали с носителя, как вода с промасленной ткани. Такой же силой обладал легендарный Плащ Каджи, сотканный самой Дамаджах, но время не пощадило его, и в саркофаге, где обнаружили Копье Избавителя, остались только истлевшие лохмотья.

Ахман поглаживал шелк, как возлюбленную, и сам факт, что плащ покрывал его плечи, о многом сказал присутствующим. Открыто надев подарок Лиши, Ахман сообщил не только о том, что она осталась его суженой, но и о ее связи с Небесами.

«Которая была и у меня», – горестно подумала Инэвера. Она чувствовала себя голой без гадальных костей, а не из-за прозрачных шелков.

Тем не менее ослепительно улыбнулась мужу, бесстыдно скользнула к нему на колени и откинула покрывало, дабы поцеловаться, при этом изогнулась так, что их действо увидели все. Ахман привык к этим выходкам, но ему всегда становилось неловко. Она быстро оставила его в покое и перешла на подушки, разложенные справа от Трона. На ходу перехватила взгляд Ахмана. Он был исполнен не похоти, а уважения.

«Запомни это, хаффит, – подумала Инэвера. – Ты попытался пробраться в мою постель при помощи северной шлюхи, но ее больше нет». Она поправила прическу, незаметно настроила серьгу, чтобы слышать вкрадчивые речи Аббана.

– Сколь преуспел ты, сын мой, в наборе войска? – осведомился Ахман.

– Неплохо, – ответил Джайан. – Мы увеличили гарнизоны во внутреннем и внешнем городах и начали организовывать дозоры.

– Отлично, – похвалил Ахман.

– Но это потребовало расходов, – продолжил Джайан. – На мобилизацию и экипировку деревенских чинов, чтобы поспеть к Ущербу.

– То есть на украшение его дворца, – тихо уточнил Аббан. – Средств от военных податей, которые собрал шарум ка, более чем достаточно.

– Сколько? – спросил у сына Ахман.

– Мне нужно двадцать миллионов драки, – ответил тот и помедлил. – Лучше тридцать.

– Борода Эверама!.. – пробормотал Аббан и потер висок.

Дамаджи возбужденно загудели, и Инэвера не могла их винить. Сумма возмутительна.

– А у меня столько есть? – негромко спросил Ахман.

– Можно поднять норму выплавки и переплавить сокровища землепашцев, а также увеличить выработку на твоих золотых приисках, – ответил Аббан, – но ты, по-моему, совершишь глупость, если дашь мальчику хоть медяк без полного отчета о том, на что пошли военные подати и как будут потрачены новые средства.

– Я не могу так обойтись с сыном, – возмутился Ахман.

– Возлюбленный мой, хаффит прав, – вмешалась Инэвера. – Джайан не знает цены деньгам. Если ты ему дашь, он через две недели попросит еще.

Ахман вздохнул. Сам он неважно разбирался в финансах, но доверял советникам.

– Очень хорошо, – повернулся к Джайану. – Как только твой хаффит предоставит Аббану полный отчет о том, как ты израсходовал налоговые средства, с обоснованием твоей просьбы о дополнительных.

Джайан застыл, лишь беззвучно шевелил губами.

– Я помогу тебе, брат, – подал голос Асом. – Ты лучше управляешься с копьем, чем с пером.

– Помощь от пуш’тинга нужна мне не больше, чем от хаффита, – рыкнул Джайан.

Асом не попался на крючок и с чопорной улыбкой поклонился:

– Как тебе угодно.

Ему не причиталось ничего, но ни для кого не секрет, что оба старших сына Ахмана метят в наследники и всегда рады подрезать друг друга в глазах отца.

Между тем Асом не раз предлагал отцу восстановить для него должность андраха. Ахман до сих пор отказывал в этой чести. Асом моложе всех андрахов, существовавших за последнюю четверть века, и назначение на этот пост возвысит его над братом.

Джайан был вздорен, тогда так Асом – осмотрителен; вспыльчив там, где Асом оставался спокойным и говорил вкрадчиво; груб в случаях, в которых Асом проявлял деликатность. Если Асом возвысится – прольется кровь и многие Дамаджи поддержат Джайана. Шарум ка подчинен совету Дамаджи. Андрах им руководит. Одно дело – получать приказы от Ахмана, и совершенно другое – повиноваться дама, который всего лишь год как расстался с бидо.

– Отец, тебе доставят мои счетные книги, – обещал Джайан и свирепо глянул на младшего брата.

Своего завена.

Глава 17
Завен

326–329 П. В.

«Он услышит голос из прошлого и встретится со своим завеном».

Инэвера долго обдумывала расклад. Некоторые пророческие символы были недвусмысленны и понятны независимо от контекста. Большинство – нет. Инэвера смыслила в расшифровке больше, чем любая другая женщина, но даже ее алагай хора скорее запутали, нежели просветили.

«Завен» представлял собой древний символ, который с годами оброс многими смыслами, и ни одним не стоило пренебрегать. Он соответствовал слову «брат» и с тем же успехом – словам «соперник», «противник», «заклятый враг». Люди называли завенами тех членов других племен, которые занимали равное им место в общественной иерархии, но Эверам отнес это слово и к Най.

Но кто мог стать завеном для Ахмана? У него нет ни родных, ни даже двоюродных братьев, а его аджин’палом был Хасик, которого он уже знал. Не нарождается ли второй Избавитель, способный бросить ему вызов? Или он встретит на Ала представителя Най? Алагай сильнее в Ущерб, и сказано, что Алагай Ка восстанет с седьмого уровня бездны. Может, этой ночью князь демонов пожалует в Лабиринт?

Инэвера глубоко вздохнула, позволила тревоге и страху пронестись над нею как ветер и сохранила безмятежность.

Но даже в умиротворяющем ритме дыхания ее беспокоила вторая часть предсказания. Что за голос из прошлого Ахмана и почему она ничего о нем не знает?

«Прошлое оживает, когда настает пора рассчитаться с долгами» – так учил Эведжах’тинг. Инэвера вспомнила ночь, когда в шатер дама’тинг вошли Соли и Касаад, и не смогла не согласиться.

Долги выплачиваются в первый день Ущерба перед рассветом. Тогда же исполняются клятвы. Шарумам выдают жалованье и отсылают домой, а сыновей отпускают из шараджей к родным.

Инэвера отложила кости и принялась дышать, пока не обрела центр, после чего плавно поднялась и направилась в опочивальню, где спал Ахман. Обычно он возвращался во дворец, когда Лабиринт очищался от алагай – как правило, за несколько часов до рассвета. Он проспит допоздна и встанет ближе к обеду.

Однако в Ущерб он просыпался на заре – стремился подольше побыть с сыновьями.

Инэвера выскользнула из одеяния и прилегла на подушки, чтобы его разбудить.

Инэвера прислонилась к мраморной колонне и наблюдала за Ахманом, Джайаном и Асомом. Старшие мальчики особо приближены к отцу, и он стоял с ними посреди помещения перед подвешенным учебным чучелом, показывал, как бить копьем, и давал урок шарусака.