– Вон отсюда, оба! – рявкнул Аббан. – Останетесь без жалованья за недееспособность. Ждите снаружи и никого не пускайте к нам с другом.

Воины, спотыкаясь, вышли, и Пар’чин закрыл за ними дверь. Он повернулся, снял покрывало и тюрбан. Под ними оказалась гладко выбритая голова, покрытая сотнями вытатуированных меток. Аббан втянул воздух и прикрыл потрясение оглушительным смехом и привычным гостеприимством.

– Клянусь Эверамом, как же я рад тебя видеть, сын Джефа!

– Не замечаю удивления, – разочарованно отозвался Пар’чин.

Аббан обогнул стол быстро, насколько сумел с костылем, и похлопал Пар’чина по спине.

– Госпожа Лиша намекнула, что ты жив, сын Джефа, – сказал он. – Я так и знал, что Меченый не может оказаться никем другим. Не желаешь ли кузи?

Он направился к столу, где стоял фарфоровой сервиз для кузи. В Даре Эверама этот напиток оставался под запретом, но Аббан преспокойно держал его на виду. Кто посмеет вякнуть хоть слово после того, что случилось с Хасиком? Он наполнил две чашечки и протянул одну Пар’чину.

– Без яда? – осведомился тот.

Вопрос не был праздным. В одной бутылочке из тонкого фарфора действительно содержалась отрава, противоядие от которой Аббан принимал ежедневно. Но он все равно напустил на себя обиженный вид.

– Ты ранишь меня, друг мой! Зачем мне тебя травить?

Пар’чин пожал плечами:

– Я провел на базаре достаточно времени, чтобы просветиться. Говорят, вы с Джардиром вдруг снова сделались товарищами по подушке. И я спрашиваю себя, не так ли всегда и было, а ваши пререкания на публике – лишь жонглерские кривляния? Спрашиваю: не затем ли ты подбил меня раздобыть Копье, чтобы твой друг его украл?

– Я тебя предупреждал, – возразил Аббан. – Ты не можешь этого отрицать, Пар’чин. Разве не говорил я, что не буду связываться с артефактами из Анох-Сан? Разве не объяснил, как поступит с тобой мой народ, если ты не то что ограбишь, а хотя бы осквернишь священный город своими шагами?

– И тем не менее дал мне карту, – заметил Арлен.

– Ты попросил о ней, Пар’чин, – напомнил Аббан. – Откровенно говоря, я считал священный город мифом и думал, что ты его вовек не найдешь. Но я был должен тебе и расплатился. – Он выдержал паузу. – Сейчас, Пар’чин, когда я размышляю об этом, мне кажется, что не рассчитался как раз ты. Кто посулил мне «груз бахаванской посуды»? Не за этим ли ты пожаловал? Решил наконец заплатить мне должок?

Пар’чин рассмеялся, и Аббана поразило, как он стосковался по этому смеху. Они чокнулись чашечками и выпили; Аббан немедленно налил еще. На сей раз они не стали спешить и молча наслаждались обществом друг друга после столь долгой разлуки. О деле заговорили, только когда насытились корицей.

– Зачем ты пришел, Пар’чин? – спросил Аббан. – Ты не можешь не знать, что Ахман убьет тебя, если найдет, а у него острое чутье.

Пар’чин пренебрежительно отмахнулся:

– Когда он учует мой запах, я буду уже далеко. – Он встретился с Аббаном взглядом. – Ты скажешь ему о нашей встрече?

Аббан пожал плечами:

– Не вижу выгоды в молчании, а господину не солгу.

Пар’чин кивнул:

– Я и не попрошу. На самом деле я хочу, чтобы ты передал ему письмо. – Он извлек небольшой свиток, перевязанный простой бечевкой.

И улыбнулся, когда Аббан взял бумагу.

– Я избавил тебя от надобности ломать и подделывать печать. Джардир узнает мой почерк.

Аббан со смешком развязал узел. Почерк Пар’чина был красив и затейлив, как всегда, но от содержания письма засосало под ложечкой. Он посмотрел на верного друга и покачал головой.

– Ты не понимаешь, кем он стал, Пар’чин, – сказал Аббан. – Ты ему не ровня. На сей раз я умоляю тебя: беги и не возвращайся. Беги, и я поклянусь бородой Эверама, что ничего не скажу о нашей встрече Ахману.

Но Пар’чин только улыбнулся:

– Он не сумел убить меня в Лабиринте, когда я был лишь бледным подобием того, кем являюсь сейчас. Тебе лучше приступить к поискам нового господина.

– Это радует меня не больше, чем мысль, что он убьет тебя, – вздохнул Аббан. – А иначе никак нельзя?

Сын Джефа покачал головой:

– Ала слишком мал для нас двоих.

Глава 31
Жив

Осень 333 П. В.

– Шар’дама ка, к тебе пришел говорить хаффит.

Джардир кивнул и махнул стражу отпуская его, а в картографический зал прохромал Аббан. Хаффит неуклюже направился к мягкому стулу Он споткнулся, но ухитрился перевести падение в посадку И облегченно вздохнул.

Нос Джардира угадал причину раньше, чем он изучил ауру друга.

– О черное сердце Най, ты осмелился явиться ко мне пьяным?

Аббан тупо взглянул на него:

– Пар’чин жив, Ахман.

Слова и правда, которую он увидел за ними, пресекли все прочие мысли. Джардир медленно помотал головой и отвернулся, принял свои чувства.

– Я подозревал, – признался он. – Несколько месяцев тому назад, когда мы впервые услышали о Меченом.

– Мы все подозревали, – кивнул Аббан.

– Но я сказал себе, что это нелепо. Мы бросили его умирать в барханах. – Джардир взглянул на Аббана. – Как он выжил? Укрылся в хаффитском селении?

– Я не спросил. Какая разница? Такова инэвера.

Джардир махнул рукой, сдаваясь и оставляя эту тему.

– Чего он хочет?

Аббан извлек простенький свиток пергамента, перевязанный грубой бечевкой:

– Попросил передать тебе это.

Джардир взял письмо, развязал и быстро прочел.

Приветствую тебя, Ахман асу Хошкамин ам’Джардир ам’Каджи, в сей год Создателя нашего 333 П. В.

Я свидетельствую перед Эверамом, что ты, мой аджин’пал, осуществил вероломство и ограбил меня на священной земле Лабиринта ночью, когда все люди – братья.

В соответствии с Законом Эведжана, я требую от тебя встречи на домин шарум за час до заката в день осеннего равноденствия, когда Эверам и Най – в равновесии.

Выбор места остается за мной, как за стороной потерпевшей. Тебя уведомят о нем за неделю и разрешат прибыть первым, дабы ты убедился в отсутствии западни. Каждый приведет семь свидетелей, не больше и не меньше, в почитание семи Небесных столпов. Мы разрешим наш спор как мужчины и предоставим судить Эвераму.

Альтернативой этому является встреча наших людей на поле брани, в ходе которой не ночь почернеет от ихора, а день покраснеет от крови. Я надеюсь, ты не усмотришь в этом чести и доблести.