– Ему, похоже, невдомек, откуда берутся деньги, – проворчал Соли, но тихо, чтобы отец не услышал.
– Или еда на столе. – Манвах закатила глаза и вздохнула. – Лучше сделай, как он велит.
– Если теперь я шарум, то и делать могу, что хочу. Кто он такой, чтобы запрещать мне плести пальмовые листья, если это меня успокаивает? – Соли говорил, а руки его двигались все проворнее, пальцы мелькали, сплетая листья.
Он был близок к завершению и собирался закончить дело. Соли умел плести почти так же быстро, как Манвах.
– Он твой отец, – возразила Манвах, – и если ты ему не подчинишься, пожалеем мы все.
Она сладким голосом обратилась к Касааду:
– Муж мой, вам с Соли нужно оставаться лишь до поры, когда дама возгласит сумерки.
Касаад с кислой миной опрокинул очередную чашечку.
– Чем я настолько оскорбил Эверама, что я, великий Касаад асу Касаад ам’Дамадж ам’Каджи, отправивший в бездну несметное число алагай, унижен до охраны кучи корзин? – Он с отвращением обвел рукой штабеля. – Я должен собираться на алагай’шарак во славу ночи!
– То есть пьянствовать с другими шарумами, – пробормотал Инэвере Соли. – Отряды, собравшиеся первыми, отправляются в центр Лабиринта, где бой свиреп. Тот, кто дольше всех тянет, кто сильнее хмелеет от кузи, у того меньше шансов встретиться с алагай.
Кузи. Инэвера ненавидела это зелье из сброженного зерна, приправленного корицей. Его продавали в крохотных глиняных бутылочках, а пили из чашечек еще меньших. Инэвере хватало запаха опустевшей бутылочки, чтобы защипало в носу и закружилась голова. И в нем не было ни намека на корицу. Говорили, что вкус проявляется лишь после трех доз, но как это можно проверить после трех чашек кузи? Известно, что оно вызывает склонность раздувать из мухи слона, а заодно и бред величия.
– Соли! – окрысился Касаад. – Оставь работу женщинам и ступай пить со мной! Отметим смерть четырех алагай, которых ты уложил прошлой ночью!
– Можно подумать, я в одиночку сделал дело всего отряда, – буркнул Соли.
Его пальцы задвигались еще быстрее.
– Отец, я не пью кузи! – крикнул он. – Эведжах запрещает.
Касаад грубо хохотнул и прикончил новую чашку.
– Манвах! Сготовь тогда своему сыну-шарику чайку! – Он снова наклонил бутылочку над чашкой, однако на сей раз вылилось лишь несколько капель. – И принеси мне еще кузи!
– Ниспошли мне терпение, Эверам, – пробормотала Манвах и крикнула: – Это была последняя бутылка, муж мой!
– Так поди купи еще! – огрызнулся Касаад.
Инэвера услышала, как заскрипела зубами мать.
– Муж мой, половина палаток на рынке уже закрыта, а мы должны доплести корзины до прихода Кашива!
Касаад с отвращением отмахнулся:
– Какая беда, если никчемный пуш’тинг подождет?
Соли резко втянул воздух, и Инэвера увидела на его кисти кровавый росчерк – порез, оставленный острым краем пальмового листа. Брат стиснул зубы и продолжил плести.
– Прости меня, почтенный муж, но дама-то Баден ждать не станет, – проговорила Манвах, не бросая работы. – Если Кашив явится, а заказ окажется не готов, он пойдет в переулок и снова купит корзины у Кришн. Без этого заказа у нас не будет денег на уплату военной подати – не говоря уже о кузи.
– Что?! – взревел Касаад. – Куда же ты подевала все мои деньги? Я приношу в дом по сотне драки в неделю!
– Половина которой возвращается к дама в виде военной подати, – напомнила Манвах, – а еще двадцать ты исправно кладешь себе в карман. Остальные деньги уходят на твои кузи и кускус, и их никак не хватает, особенно когда ты каждый Шаббат приводишь в дом полдюжины шарумов, которые сгорают от жажды. Кузи обходится дорого, муж мой. Хаффитам, что им торгуют, дама рубят пальцы, и в цену заложен риск.
Касаад сплюнул:
– Хаффит продал бы и солнце, кабы сумел достать его с неба. Давай же, бегом – купи немного, чтобы скрасить мне ожидание этого полумужчины.
Соли закончил корзину, поднялся и водрузил ее на вершину своего штабеля.
– Я схожу, мама. У Чабина найдется, и он никогда не закрывается до объявления сумерек.
Манвах напряглась, но не отвела глаз от работы. Она тоже принялась плести быстрее, руки так и мелькали.
– Мне не нравится, что ты уходишь, когда у нас выставлены напоказ плоды месячного труда.
– Нас никто не ограбит, пока отец здесь, – сказал Соли и вздохнул, глядя, как Касаад пытается высосать из бутылочки последнюю каплю. – Я обернусь так скоро, что ты даже не заметишь моего отсутствия.
– Не спи, Инэвера, – прикрикнула Манвах, когда Соли выбежал вон.
А Инэвера осознала, что перестала плести, наблюдая за развитием событий. Она поспешно возобновила работу.
Инэвера не посмела бы взглянуть на отца прямо, но невольно поглядывала на него краешком глаза. Отец изучал Манвах, пока та вертела корзину в босых ногах. Ее черное платье было подоткнуто, виднелись голые лодыжки и икры.
Касаад почесал мошонку:
– Иди-ка сюда, жена, я собираюсь…
– Я. Же. Работаю! – Манвах выдернула из кучи пальмовую ветвь и с треском отломала листья.
Касаад как будто искренне удивился:
– Почему ты отказываешь мужу, который и часа не пройдет, как отправится в ночь?
– Потому что я неделями надрывала спину над этими корзинами! – возмутилась Манвах. – Потому что час поздний и переулок затихает. И потому что у нас выставлен целый склад готовых корзин, который некому охранять, кроме возбудившегося пьяницы!
Касаад издал лающий смешок:
– От кого охранять-то?
– В самом деле – от кого? – раздался новый голос, и все, оглянувшись, увидели Кришу, которая обогнула стойку и уже входила в беседку.
Криша была крупная женщина. Не тучная – в Копье Пустыни мало кто мог позволить себе телесную роскошь, – но дочь воина: плотно сбитая, с тяжелой поступью и мозолистыми руками. Как все даль’тинг, она с головы до пят закутывалась в такое же черное одеяние, что и Манвах. Она тоже занималась пальмовым плетением, будучи главной соперницей Манвах в племени Каджи – менее искусной, но более честолюбивой.
За нею вошли еще четыре женщины в черных одеждах даль’тинг. Две – ее сестры-жены, их лица прятались за черными покрывалами. Другие две – незамужние дочери с открытыми лицами. Наружность их скорее отпугивала женихов. Все женщины были крупные, они рассредоточились по беседке, как шакалы, травящие зайца.
– Ты заработалась, – заметила Криша. – Почти все шатры уже закрепили пологи.
Манвах пожала плечами, не отрывая глаз от своего ремесла.
– До комендантского часа еще час остался.
– А Кашив, насколько я знаю, всегда приходит на исходе дня в канун Растущей Луны у дама Бадена?