И он был красив. Она томилась по нему долгие часы, пока наблюдала, как он вырастал из бидо и превращался в зрелого мужа. Ей не терпелось расплести на брачном ложе собственное бидо и впредь уже никогда не завязывать проклятую штуку.
Инэвера дошла до покоев Кеневах и увидела Энкидо, тот нес караул. Волосы евнуха-шарума уже тронула седина, но он остался силен и опасен – единственный мужчина на свете, посвященный в боевые секреты дама’тинг из рода Каджи. На занятиях он разрешал женщинам победить себя, чтобы показать, как правильно выполняется прием, но Инэвера внимательно наблюдала за ним и видела, насколько он собран. Любая дама’тинг, которая недооценивала Энкидо, была идиоткой.
Она обратилась к нему на тайном языке евнухов, проворно говорила пальцами и позой выказывала уважение, но не почитание.
В конце концов, он – евнух.
«Мне нужно поговорить с дамаджи’тинг», – сообщили пальцы.
Энкидо поклонился.
«Я доложу ей, госпожа», – ответили его руки. Он постучал в дверь и вошел, когда Кеневах откликнулась. Мгновение спустя появился вновь.
«Дамаджи’тинг велит подождать в прихожей. – Он указал на застланный шелком диван. – Выпьешь чего-нибудь освежающего?»
Инэвера покачала головой и махнула рукой – дала понять, что разговор окончен. Евнух вновь уподобился мраморной статуе и застыл перед дверью Кеневах. Инэвера прождала почти час – с удобством, но на виду у всех, кто проходил мимо.
Она сжала губы. Снова бессмысленная чайная политика. У Кеневах никого нет. Она заставляла Инэверу ждать прилюдно, дабы продемонстрировать власть.
Наконец звякнули колокольчики, и Энкидо подал знак, что можно войти. Инэвера прошла через портал, евнух закрыл за нею дверь. Инэвера глубоко поклонилась. Окна в кабинете дамаджи’тинг были забраны толстыми бархатными шторами и не пропускали солнечный свет. Вместо него багровел меточный.
– Ты не часто почитаешь меня визитом, младшая сестра. – Лицо Кеневах оставалось непроницаемо.
– Меня задерживали неотложные дела, дамаджи’тинг, – объяснила Инэвера, – а твое время слишком ценно, чтобы тратить его впустую.
– Неотложные дела, – буркнула Кеневах. – Можно узнать какие? Твои навыки безупречны, но ты, несмотря на это, редко бываешь во дворце и при дворе. Даже в больничном шатре проводишь ровно столько времени, сколько требуется, и ни секундой дольше. Мои осведомители доложили, что ты не пропустила в городе ни одного закутка, даже на территории других племен.
«Я пускала кровь юношам в поисках похожих на Ахмана, – подумала Инэвера. – Избавителем не рождаются. Его создают».
Она пожала плечами:
– Я должна была познакомиться с Копьем Пустыни и его жителями, чтобы лучше служить им.
– Это не красит, – заметила Кеневах. – А заходить на территорию других дама’тинг – опасно.
– Опаснее, чем гулять нашими коридорами? – парировала Инэвера.
Кеневах поджала губы. Это не означало, что она стояла за покушениями на жизнь Инэверы, но показало, что ей о них известно.
– Что же привело тебя ко мне нынче, раз мое время так драгоценно?
Инэвера поклонилась:
– Я решила выйти замуж.
Кеневах подняла брови:
– Да неужели? Сейчас? И кто же сей везучий дама? Может, Хеват? Или ты выйдешь за Бадена, поскольку определенно не интересуешься мужским обществом?
У Инэверы перехватило дыхание. Да, шпионы у Кеневах имелись всюду, но о многом ли она догадалась? Колдовское восстановление девственности, скорее всего, осталось тайной, но тот факт, что евнухи ни разу к ней не входили – за исключением слишком старых, чтобы владеть копьями, – не скроешь. В основном ее посещали най’дама’тинг. Это создало ей репутацию любительницы юных дев.
– Он – не духовное лицо, дамаджи’тинг, – ответила Инэвера. – Он шарум.
– Шарум? – удивилась Кеневах. – Еще забавнее. Мальчик, которого ты переправила в Шарик Хора?
Выдержка, присущая дама’тинг, на миг покинула Инэверу, и она испугалась, что слишком многое выдала взглядом, но старуха рассмеялась:
– По-твоему, я дура, девонька? Допустим, это не ты вызвала святую вонь во дворце Каджи, когда отказала мальчишке в черном. Но ты столько времени провела в катакомбах, наблюдая за его подготовкой, что не заметил бы только слепой.
Кеневах воздела древний набор костей:
– А у меня тоже есть кости.
У Инэверы зачесались пальцы взяться за мешочек с хора. Самые могучие сразят старуху таким зарядом магии, что моментально убьют. С черным покрывалом или нет, но, раз кости не назвали другую, Инэвера немедленно предъявит права на трон дамаджи’тинг, хотя ей, скорее всего, придется убить Кеву и еще нескольких, чтобы его удержать.
«У меня тоже есть кости», – заявила Кеневах. Это не только напоминание о способности предсказывать, но и угроза. У Инэверы имелась горстка хора, собранная с момента получения покрывала. У Кеневах – сотни. Без сомнения, она окружила себя невидимой для Инэверы защитой и неудачное покушение повлечет за собой только один результат.
Она расслабилась, и Кеневах кивнула и ссыпала кости в мешочек.
– Ты не посоветовалась со мной о совместимости.
– Я справилась у костей.
В глазах Кеневах мелькнул гнев, хотя лицо осталось бесстрастным.
– Ты не справилась у меня. Вдруг ты неправильно прочла расклад? Дамаджи’тинг не вступали в брак уже тысячу лет. Наш муж – Эверам. Тебе и правда не нужен мой кабинет?
– Эведжах’тинг не запрещает брак тем, кто надевает черный платок, – возразила Инэвера. – Пусть это случается редко, не важно. Кости велели родить ему сыновей, и я рожу – в согласии с Законом Эведжана.
– Зачем? – настойчиво спросила Кеневах. – Что особенного в этом мужчине?
Инэвера повела плечами и медленно улыбнулась:
– Эведжах’тинг гласит, что особенным мужчину делает правильная жена.
Глаза Кеневах потемнели.
– Тогда уходи, раз мой совет ничего не значит! Я собиралась просветить тебя как наследницу, но вижу, что мне пора проверить чай, нет ли в нем яда… или запастись собственным.
Инэверу ожгло, но делать нечего. Опасно уже то, что дамаджи’тинг вообще известно о существовании Ахмана. Добавить что-нибудь – и он не избежит пристального изучения.
Ахман крепко держал Инэверу за руку и вел к брачным покоям. Она шла охотно, но он готов был тащить ее волоком, если не подстроится под его бешеный темп. Двигался, как волк, который знает, что его неизбежно выследят, едва он затащит убоину в логово.
Мужчины узрели в этом нетерпение, подбодряли его возгласами и выкрикивали грубые советы, когда он повел невесту на брачное ложе. Воины любили похваляться постельными подвигами, считали себя джиннами уже за одну способность извлечь из женщины стон.