А теперь – самое крамольное: товарищ Сталин, Генеральный штаб РККА и командующие войсками фронтов и в мыслях не держали, что в эти минуты на Юго-Западном и Сталинградском фронте решается судьба всей Второй мировой войны.
Данные о количестве войск и боевой техники, боеприпасов и иных материальных средств, сосредоточенных в ноябре 1942-го на различных участках советско-германского фронта, неоспоримо свидетельствуют: Ставка Верховного главнокомандования не рассматривала Сталинград в качестве места, где противнику в зимней кампании будет нанесено решающее поражение. Как и за год до этого, главный удар по врагу планировался на московском направлении. Ни Верховный главнокомандующий товарищ Сталин, ни руководство Генштаба и Наркомата обороны не предполагали, что именно в приволжских и донских степях произойдет коренной перелом в Великой Отечественной войне.
Однако не только цифры о числе дивизий, танков и самолетов подтверждают высказанную выше версию. О том же говорят кадровые решения Ставки (а точнее, лично товарища Сталина). Даже при беглом знакомстве с «характеризующими материалами» на советских военачальников, командовавших войсками Юго-Западного, Донского, Сталинградского фронтов, некоторыми армиями и корпусами трех оперативно-стратегических объединений, возникает несколько странное впечатление.
Согласно официальной истории Великой Отечественной войны на юго-западном стратегическом направлении прежде всего будто бы и намечалось сокрушить вермахт и его союзников, в результате чего завладеть стратегической инициативой. Для того чтобы справиться с подобными задачами, необходимо привлечь лучшие кадры, которыми на тот момент располагала Красная армия. Тем более что хорошо известно просто трепетное отношение Верховного главнокомандующего к подбору и расстановке генералов при осуществлении той или иной операции. А тут ведь (опять же согласно официальной версии) товарищ Сталин задумывает главную операцию всего вооруженного противоборства, ведущегося не на жизнь, а на смерть. Однако анализ аттестационных документов говорит о том, что на южный фланг были направлены отнюдь не лучшие на тот момент полководцы РККА.
Командующие
Нет сомнения: подавляющей массе читателей подобное утверждение покажется очевидной ересью. Но хотелось бы попросить их сдержать негодование и разобраться в выдвинутом посыле по существу.
Начнем с командующих войсками фронтов, участвовавших в контрнаступлении под Сталинградом. Как известно, на 19 ноября 1942 года ими являлись: Юго-Западного – генерал Николай Ватутин, Сталинградского – генерал Андрей Еременко, Донского – генерал Константин Рокоссовский. По современным представлениям, казалось бы, более чем достойные кандидатуры. Однако к моменту, о котором идет речь, успехи этих военачальников на ратной ниве были относительно невелики, а у некоторых и вовсе не очевидны.
В частности, Константин Рокоссовский успешно зарекомендовал себя в роли командующего 16-й армией в Московских стратегических оборонительной и наступательной операциях. Затем сравнительно недолго возглавлял войска Брянского фронта, после чего был назначен командующим войсками Сталинградского фронта (буквально через несколько дней переименованного в Донской), которому, заметим, предстояло действовать на первом этапе стратегической наступательной операции на вспомогательном направлении. Таким образом, будущему маршалу, признанному ныне одним из лучших советских полководцев, даже не предоставили возможности проявить себя на направлении главного удара, во что сейчас просто невозможно поверить.
Между тем ничего удивительного в этом нет. К 19 ноября 1942 года в активе Константина Рокоссовского не было личного опыта проведения ни одной успешной фронтовой наступательной операции. Иными словами, он к тому времени еще не был тем Рокоссовским, каковым он навсегда останется в истории нашей страны, в летописи ее воинской славы.
Примерно таким же полководческим багажом обладали и остальные командующие войсками фронтов, которым предстояло разгромить сталинградскую группировку противника. Андрея Еременко (как и члена Военного совета Сталинградского фронта Никиту Хрущева после харьковской катастрофы мая 1942-го) до определенной степени вообще можно считать «штрафником». Вдобавок Сталин наверняка не забыл (он вообще ничего и никогда не забывал), кто в августе 1941 года обещал ему разгромить «подлеца» Гудериана. Однако фронт, которым доверили командовать Еременко, потерпел сокрушительное поражение, а сам он был тяжело ранен. В дальнейшем будущий маршал руководил соединениями и частями 4-й ударной армии в Торопецко-Холмской операции, снова получил ранение.
Командующим Сталинградским фронтом Еременко был назначен после излечения только осенью 1942-го. Хорошо зарекомендовал себя в оборонительной фазе Сталинградской битвы, но опытом проведения успешной фронтовой наступательной операции и он не обладал.
Ничего выдающегося в этом плане до 19 ноября 1942 года нет также в послужном списке Николая Ватутина. Войну он встретил в Генеральном штабе, затем 30 июня 1941-го стал начальником штаба Северо-Западного фронта. Для войск СЗФ начальный период Великой Отечественной был временем жестоких поражений. В мае-июне 1942 года Ватутина вернули в Москву на должность заместителя начальника Генштаба, однако курировал он по роду служебных обязанностей невоевавший Дальний Восток.
В июле 1942-го Ватутин сам попросился в действующую армию и был назначен командующим войсками Воронежского фронта. В его полосе немцы особой активности не проявляли, а потому, может быть, вплоть до ноября Ватутин на новом посту себя показать не успел, заметных успехов не добился.
Зато примечателен один эпизод – на стыке Брянского и Воронежского фронтов в июле 1942 года была предпринята попытка контрудара силами полностью укомплектованной 5-й танковой армии (в ней имелось более 800 танков). За организацию операции взялся начальник Генерального штаба Александр Василевский (на него возлагалось непосредственное руководство предстоящими действиями войск на этом участке). Здесь же находились Николай Ватутин и Константин Рокоссовский (с 14 июля 1942 года – командующий войсками Брянского фронта). Однако осуществить замысел не удалось, несмотря на подавляющее превосходство над врагом по всем параметрам (за исключением, правда, ратного мастерства). Контрудар закончился полной неудачей.
Потом Ватутин не раз пытался взять Воронеж, но вновь действия руководимых им соединений победой не увенчались. В общем, к 19 ноября 1942-го и у этого комфронта не было никаких значимых достижений. Опытом успешного командования войсками в крупной наступательной операции он также не располагал.
Косвенно об этом говорит и поведение генерала Василевского в ходе его пребывания на КП Юго-Западного фронта в ноябре 1942 года. Фактически начальник Генштаба РККА вел себя на командном пункте как подлинный командующий ЮЗФ. Ватутин же исполнял при нем роль офицера для особых поручений – ходил на фронтовой узел связи, занимался рядовыми переговорами по телеграфу и телефону, собирал сводки, докладывал о них Василевскому.
Причем подобный стиль работы бросился в глаза Константину Рокоссовскому еще при отработке вопросов взаимодействия в предстоящей операции Донского и Юго-Западного фронтов. Так что поневоле напрашивается вывод: Василевский не доверял Ватутину. Хотя оснований для полного доверия действительно не имелось – для Ватутина предстоящая фронтовая наступательная операция была дебютом в его полководческой карьере.