Но и вы должны меня понять. Ведь реформы – это своего рода революция. А вы помните, с чего начиналось мое царствование? Вот то-то же… Я категорически против любых революций.
– Да, ваше величество, – ответил Шумилин, – я вас прекрасно понимаю. И уважаю за то, что вы не побоялись вступить в борьбу с мятежниками, которые погрузили бы Россию в хаос и кровопролитие.
Воспитатель наследника Василий Андреевич Жуковский как-то сказал: «Революция – это когда после понедельника наступает среда. Но нельзя вернуться из понедельника в воскресенье». Золотые слова… Поэтому надо все хорошо продумать, чтобы реформы не превратились в революцию. Хотя, с учетом нашего русского характера, это очень трудно.
Николай, внимательно слушавший Шумилина, улыбнулся и кивнул.
– Эх, Александр Павлович, если бы знали, как я мучаюсь, когда пытаюсь закончить то, что задумал в свое время мой покойный брат – освободить крестьян. И мне столько уже удалось сделать… Впрочем, что я вам об этом рассказываю – вам это прекрасно известно.
Шумилин кивнул. Тихой сапой Николаю удалось создать несколько Секретных комитетов, которые под руководством графа Киселева занимались разработкой крестьянской реформы. Позднее все наработки отца будущий император Александр II использует при подготовке своего знаменитого мартовского манифеста 1861 года об отмене крепостного права.
– Ваше величество, – сказал Шумилин, – я понимаю ваши колебания. Ведь вы фактически замахиваетесь на все дворянское сословие, которое вряд ли будет в восторге от того, что вы объявите крестьян лично свободными. Но нельзя быть хорошим для всех. Да и, честно говоря, учитывая задолженность помещиков перед казной, можно большую часть их крестьянских душ освободить с помощью чисто финансовой операции – назначить срок уплаты долга, после чего конфисковать их имения как у несостоятельных должников.
Николай поморщился. Ему явно не хотелось обижать, как он считал, опору трона. Но и существующее положение вещей не могло продолжаться вечно.
– Александр Павлович, так что же вы предлагаете? – спросил император. – Вы хотите, чтобы я освободил крестьян вот так, сразу? Но это же вызовет бунт, еще более ужасный, чем события 14 декабря.
– Нет, ваше величество, – ответил Шумилин, – надо все тщательно подготовить, чтобы не произошли беспорядки. Вот здесь, – Александр взял со стола файлик с вложенными в него бумагами, – вся информация о той реформе, которую провел ваш наследник в 1861 году, а также краткие сведения о тех, кто ее готовил. Было бы неплохо, чтобы граф Киселев собрал всех этих людей в очередном Секретном комитете и, используя полученную от нас информацию – разумеется, ему необязательно знать, кто именно ее предоставил, – попытаться доработать проект реформы, чтобы не повторить тех ошибок, которые совершил ваш наследник.
Император, взяв в руки прозрачный пластиковый конвертик с бумагами, немного подумал и положил его на край стола.
– Александр Павлович, – сказал он, – я благодарен вам за помощь. Обещаю, что тщательнейшим образом ознакомлюсь с вашими документами. Но вы, кажется, еще желаете мне что-то сказать?
– Да, ваше величество, – ответил Шумилин. – Дело касается внешней политики. После отставки господина Нессельроде в Министерстве иностранных дел появилась вакансия. Как я слышал, генерал-адъютант Перовский отказался от предложенной ему должности министра иностранных дел. Он собирается довершить то, что ему не удалось сделать в этом году – покорить Хиву и положить конец грабительским набегам азиатов на южные рубежи России. Я хочу предложить вам другую кандидатуру на пост главы этого министерства. Человек с большим опытом дипломатической работы, храбрый и честный.
– И кто это? – император с любопытством посмотрел на собеседника.
– Это граф Александр Иванович Рибопьер, – ответил Шумилин, – в бытность вашего батюшки Гроссмейстером ордена Святого Иоанна Иерусалимского, он был одним из четырех его оруженосцев. Свою честность и желание бороться с казнокрадами граф доказал во время ревизии в Смоленской губернии. До вашего брата, императора Александра I, дошла молва о том, что выделенные жителям губернии, пострадавшим от нашествия Наполеона, деньги в количестве семи миллионов рублей так и не дошли адресатам. Несмотря на все препоны, которые чинил графу гражданский губернатор барон Аш, тот нашел пропавшие деньги и вернул их в казну.
Храбрость свою граф доказал в 1827 году, когда был посланником России в Константинополе. После разгрома турецкого флота при Наварине, султан собирался объявить войну России – уже привычным для Турции обычаем: разграбить посольство и бросить российского посла в Едикуле – Семибашенный замок. Но с графом этот номер не прошел. Он заявил посланному к нему представителю турецкого внешнеполитического ведомства: «Скажите тем, кто вас послал, что времена подобных нарушений международного права прошли безвозвратно, что я никому не советую переступать мой порог, что я вооружу всех своих и буду защищаться до последней капли крови. И если кто осмелится посягнуть на мою жизнь и даже на мою свободу, то в Константинополе не останется камня на камне. Государь и Россия сумеют отомстить за меня».
– Да, именно так все и было, – тихо сказал Николай, – мужественный поступок, за это я наградил его алмазными знаками к ордену Святого Александра Нев ского, во внимание к неусыпным трудам и к отличному благоразумию, а затем произвел в действительные тайные советники.
Кроме всего прочего, он долго был главой всех правительственных кредитных учреждений. Сейчас он член Государственного Совета.
Александр Павлович, но ведь графу уже пятьдесят девять лет. Справится ли он с такой ответственной должностью, как глава внешней политики?
– Ваше величество, – ответил Шумилин, – в нашей истории граф Рибопьер умрет в 1865 году. Так что он еще много сумеет сделать для России…
Ольга Румянцева, проводя большую часть времени в Зимнем дворце, на выходные выбиралась оттуда и встречалась с Карлом Брюлловым. Попервости они гуляли вместе по Петербургу. «Великий Карл» – так звали его старые друзья, рассказывал Ольге о событиях, которые чуть было не свели его с ума. Он как бы исповедался своей новой знакомой. Ему страстно хотелось выговориться, излить душу тому, кто его понимает. А Ольга была именно таким человеком.
Потом, с разрешения императора, Ольга пригласила Брюллова в имение Сергеева. Все-таки город есть город, и Брюллов иногда замолкал на полуслове, заметив косой взгляд, который бросал на него тот, кто когда-то почтительно раскланивался с ним, а сегодня делал вид, что не знаком.
У Виктора Ивановича Сергеева он встретил совсем другой прием. Для людей XXI века он был великим художником, автором «Последнего дня Помпеи», «Всадницы» и «Итальянского полдня». В свою очередь, Брюллов проницательным взглядом мастера увидел тех, у кого, как и у его любимой, было в глазах что-то особенное, по его мнению, неземное.