— Будем считать, что твое персональное я услышал. А четвертым с нами пойдет…
Хромов обвел взглядом бойцов:
— Васька.
Услышав свое имя, Юрий вздрогнул.
Но, спохватившись, тут же натянул на лицо делано спокойное выражение: дескать, да запросто, вааще не вопрос.
— Василий Иваныч, сколько на твоих золотых?
— Без четверти.
Хромов передвинул стрелку на хронометре.
— Через двадцать минут начинайте. Думаю, к тому времени управимся и к вам присоединимся. Вопросы?
— Вопросов нет. Скорее, пожелания.
— Озвучивай.
— Вы там особо, того… не шумите, — попросил Чапаев. — Восемь на четыре преимущество, конечно, серьезное. Но мало ли что?
— Хорошо, Василий Иваныч. Постараемся.
— А может, позжее начнем? — предложил Митяй. — Шуметь?
— Смысл? Через полчаса окончательно стемнеет. Еще упустим кого, по темноте.
— Жаль.
— Чего тебе жаль?
— Опасаюсь, хряк не успеет сготовиться, — невинно пояснил Митяй, вызвав всеобщий хохот.
— Тьфу на тебя! Кто о чем, а лысый о расческе.
* * *
Изба, которую облюбовал для проживания полицейский староста Корж, представляла собой добротный, в два яруса дом со двором больше самой избы. Под одну связь — так называли подобные дома местные жители, ибо те выстраивались прямоугольником таким образом, что стены двора, отделенного от избы сенями, являлись естественным продолжением стен жилой части.
Четверка партизан вела наблюдение за домом из расположенного практически в створе заброшенного, перекособоченного сарая. До которого они добрались кружным путем короткими перебежками.
— Позиция идеальная, — изучив обстановку, резюмировал Хромов. — Битюг, за тобой выход, окна и все остальное, что задумает возникнуть и пошевелиться по переднему фасаду.
— Как скажешь.
— Не как скажешь, а есть, командир! Васька!
— Я тут, командир.
— Обежишь плетень. Только аккуратно, пса не вспугни. Найдешь укрытие на южной стороне двора. Задача: если кто умудрится выскользнуть и уйти огородами — проследить, куда ломанется. Понятно, что если в лес рванет, то ищи свищи. Но если в какой хате решит укрыться, примечай, доложишь. Все ясно?
— Да.
— Ты у нас единственный без оружия, потому приказ тебе будет один — сидеть тише воды ниже травы. Просто смотри, слушай, запоминай. Что бы ни происходило в доме, внутрь не соваться, пока кто-то из нас — или я, или Сергей — не выйдет на задний двор и не подаст знак. Вот такой. Если к моменту начала основной операции знака не последует, отходишь на исходную, в овраг, и там дожидаешься возвращения остальных. Все, занимай позицию.
Юрка выбрался из сарая и, пригнувшись, побежал наискосок через улицу. Домчавшись до угла забора, он притормозил, осторожно выглянул и снова припустил, окончательно скрывшись из виду.
— Ну что, Сережа, повоюем?
— Отчего не повоевать, — подтвердил Лукин, доставая нож. — Пса только жалко. Он-то как раз ни в чем не виноват. Хотя, коли поступил на службу к фрицам — тут уж будь любезен, не взыщи. Все, Михалыч. Я двинул, а ты на четыре-пять следом.
Лукин выдохнул, толкнул плечом дверь сараюхи и спринтерски рванул в направлении избы.
Когда до забора оставалось метров двадцать, учуявший неладное пес выперся из будки и принялся брехать почем зря. Не снижая темпа, Лукин, ориентируясь на собачий лай, в изящном прыжке перемахнул плетень и приземлился точнехонько возле пса. Схватив за загривок, ловким, неуловимым движением «перекрестил» собачье горло, и несчастная животина рухнула к его ногам, заливая землю горячей кровью.
Метнувшись к избе, Лукин взлетел на крыльцо.
Ориентируясь на дверные петли, вжался в стену слева от двери.
Через пару секунд та предсказуемо распахнулась, скрывая Сергея, и на крыльцо выкатился полицай со шмайсером наперевес. Напряженно всматриваясь в темноту, ухнул:
— Эй! Кто тут шарится по ночам?
Это были последние в его жизни слова: Лукин ударил ножом сверху сзади в шею, и полицай умер мгновенно, не издав ни единого звука. Даже не поняв, что произошло.
Подбежавший запыхавшийся Хромов (а как вы хотели? не мальчик!) помог Сергею бесшумно опустить мертвое тело на крыльцо.
— Есть минус две.
— Откуда? Почему две?
— Двумя собаками меньше, — пояснил Лукин, подбирая шмайсер.
— А-а. Заходим?
— Да. Ты, Михалыч, на два-три следом страхуешь.
— Сережа, по возможности без пальбы.
— Я помню.
Лукин скользнул в сени, пинком распахнул дверь горницы и выкатился точнехонько к столу, за которым пировали Корж и второй полицай.
— На пол! Оба! Быстро!
Сидевший спиной к двери полицай шарахнулся вправо, в сторону раскочегаренной печи, уходя из сектора обстрела и одновременно пытаясь дотянуться до прислоненного к лавке автомата. Пресекая эту попытку, Лукин прыгнул полицаю на спину, и оба с грохотом повалились. Пользуясь моментом, Корж схватил лежавший на столе среди посуды, бутылок и снеди наган. Однако возникший в дверном проеме Хромов выразительно направил ствол винтовки ему в голову, и, оценив расклад, староста сообразил, что в сей микродуэли его номер всяко окажется вторым. А потому одернул руку и, демонстрируя Хромову пустые ладони, опустился — сперва на колени, а затем лицом на половик.
Жалобно всхлипнул, забулькал горлом полицай, и из спаленки, проход в которую был отгорожен занавеской, раздался испуганный женский вскрик.
Вскочив на ноги, Лукин рванул занавеску, злобно прикрикнул на сидящую на кровати с растрепанными волосами и в полунеглиже бабу:
— Замолкни, тварь!
Перепуганная женщина зажала рот ладонью и часто-часто закивала, отводя полный ужаса взгляд от заходящегося в конвульсиях полицая.
Всё. Основная часть работы была сделана.
Хромов подхватил табурет, поставил в метре от лежащего мордой в пол Коржа, уселся и устало произнес:
— Ну, здравствуй, Павел Фадеевич. Вот, наконец, и свиделись…
Юрка вел наблюдение, укрывшись за дровяной поленницей, сложенной на заднем дворе. Сердце бешено колотилось. В унисон стучали виски.
Он напряженно вслушивался, время от времени вытирая рукавом телогрейки выступающую на лбу испарину, но из дома не доносилось ни единого звука. Вокруг стояла такая странная, такая зловещая тишина, что от нее начинало звенеть в ушах. И тем отчетливей в ней прозвучал скрип распахиваемой двери. Юрка вздрогнул, весь инстинктивно сжался и повернул голову в направлении источника шума.