— Я издалека лет тридцать дала. Еще подумала, что уж очень молодой директор. Потом мне показалось, что лет сорок, ну, может, чуть больше… — совсем неприлично стала делиться своими наблюдениями Ася.
— Вблизи — сорок? — Забродскому это явно пришлось не по душе. — Значит, сразу плюс десять лет? Что-то у меня с лицом не в порядке… Вроде все делаю, косметолог постоянно предлагает мне самые современные и модные процедуры, обещающие вечную молодость. Врет, значит? — Он улыбнулся, показав свои слишком ровные и явно вставные зубы.
— Почему «врет»? Вам вечной жизни никто не обещал! Если вы в шестьдесят шесть выглядите на сорок, что ж в этом плохого? — Яна заступилась за его косметолога, подумав, что Асе пора носить очки, потому что из-за морщин меньше чем на пятьдесят их собеседник выглядеть никак не мог.
— Я же балетный… — мечтательно развалился в кресле Ярослав Львович.
— Что? — не поняла Ася.
— Балетный… Артист балета я, танцор, — пояснил он, ловко закидывая ногу на ногу.
«Теперь понятно, откуда у него такая выправка и стройность, — подумала Яна. — Не видела ни одной растолстевшей бывшей балерины. Это, видимо, адски тяжелый физический труд, поэтому сила воли, осанка и выдержка остаются с танцовщиками на всю жизнь. У всех артистов балета и особая походка, и посадка головы, и фигура, и общий тонус. Главное, что они не едят помногу по привычке».
— Меня отдали в балет в четыре года, и вот… Ушел я оттуда глубоким стариком по балетным меркам, в сорок лет. Танцевал сначала в кордебалете, лет десять — мои самые счастливые годы — сольные партии, ну а потом сил уже стало не хватать и скатился снова до кордебалета. Вовремя понял, что лучшее время прошло, ушел, считаю, тоже вовремя. Это самое главное в жизни — все поступки, все действия совершать вовремя, не спешить и не опаздывать.
— На кладбище? — недоверчиво посмотрела на него Ася.
Ярослав Львович рассмеялся.
— Я понимаю ваше недоумение. Из-под блеска софитов прямо сюда, на кладбище. Не то искусство! Если бы мне, молодому перспективному артисту балета, кто-нибудь сказал, что я буду директором кладбища, я бы никогда не поверил! Но жизнь — штука сложная… Видите, как получается… Я же, когда из театра ушел, очень многого лишился… Естественно, сначала пытался найти новое место в жизни, как и все наши ветераны. Пробовал стать учителем танцев — не пошло… Не мое это. Нерадивые ученики раздражают. Я сразу срываюсь, да и объяснить ничего не получается.
— Здесь-то спокойнее, — с понимающим видом согласилась Ася под смешок Леши.
— Чтобы быть педагогом, надо иметь призвание, — строго посмотрела на подругу Яна, почему-то встав на сторону Забродского.
Теперь она восторженно смотрела на него, хотя подсознательно чувствовала, что это неправильно; она знала себя — это означало, что он начинает ей нравиться как мужчина, что он ей интересен.
— Танцевать в кабаках, ночных клубах и балаганах было ниже моего достоинства, — потупил взор Ярослав Львович. Было ясно, что он хочет многое вспомнить, но боится чересчур раскрыться перед посторонними. — После сольных партий на самых знаменитых сценах мира стареть под водочку с селедочкой, в дыму и угаре, и вспоминать прошлое? Эх, сколько наших там спилось, если бы вы знали… Да еще и боль от старых травм. А ничего другого я не умел, поэтому готов был хоть в петлю… Наверное, это называется депрессией. Я даже плохо помню этот период жизни. Спас меня мой бывший врач, травматолог… Много лет он лечил мое несчастное выбитое колено, и мы с ним действительно подружились. Он-то мне и предложил новое и не совсем обычное место работы… Мол, друг у него был, тоже медик, пошел в патологоанатомы, затем заведовал моргом, а потом стал директором кладбища… А в те лихие времена покупалось и продавалось все в буквальном смысле слова, и друг его — неплохой бизнесмен — подсуетился и выкупил всю землю на кладбище, организовал какое-то акционерное общество. А сейчас по состоянию здоровья хочет отойти от дел и ищет порядочного человека, чтобы передать ему бразды правления, но мечтает и на пенсии получать дивиденды.
— И этим человеком оказались вы? — почему-то удивилась Ася.
— Когда мой друг травматолог мне все это рассказывал, я тоже не понимал, какое все это имеет отношение ко мне. И долго не мог поверить, когда это место было предложено мне. Но, вы знаете, меня убедили. Бизнес прибыльный, место спокойное, кто-то же должен и такими делами заниматься… Кстати, не так уж и легко здесь. Я человек тренированный, приученный к соблюдению железной дисциплины. Вот это и помогло. Тяги к спиртному у меня нет, нервы крепкие. И вот уже лет пятнадцать я работаю здесь и ни о чем не жалею.
— А то? Нормально, работа и такая нужна, — задумалась Яна.
— На природе… — не очень уверенно поддержала ее Ася, пытаясь отыскать какие-нибудь положительные стороны.
— Не мне, патологоанатому, судить об этом, — сказал Леша.
— А пойдемте, я вас накормлю? — предложил директор кладбища. — Чем-то вы мне понравились.
— И что же у вас тут за еда? — напряглась Ася.
— Вкусная! — Ярослав Львович загадочно заулыбался и предложил гостям следовать за собой.
Заинтригованные друзья вышли из кабинета, обошли дом и направились к выходу с кладбища. В ограде была небольшая кованая калитка. Они оказались на тихой улочке, с одной стороны которой тянулась кладбищенская ограда, а с другой расположился жилой квартал, застроенный старенькими деревянными домами и пятиэтажками, похожими на общежития.
— Райончик так себе, — не смогла не отметить Ася.
Яна же подумала, что, как всегда, оказалась в подходящей компании — адвокат по уголовным делам, патологоанатом и директор кладбища. Опять совершенно невероятный новый знакомый! Невесело как-то это все…
— О чем задумалась? — обратилась к ней внезапно развеселившаяся Ася.
— О том, почему бы мне не оказаться в компании повара, клоуна и ювелира. Но вопрос чисто риторический…
— Райончик и правда не очень! — Ярослав Львович явно обладал темпераментом эстонца. — Да и кто захочет, чтобы из окна квартиры было видно кладбище? Нового здесь давно уже ничего не строят, обходят нас стороной! И старые дома разваливаются. С нашей-то стороны дома посносили, кладбище мне удалось расширить. А теперь местным жителям это не нравится, они постоянно кляузы пишут, что кладбище подбирается к домам, что их бедные детишки уже гуляют среди могилок и прячутся среди оградок! Меня же замучили проверками. И пробы почвы, и пробы воды уже сто раз в кранах этих домов брали! Чудаки! Ничего ядовитого там не находят. У нас же экология! Круговорот белка в природе — естественный процесс! — гордо произнес он.
— Мне бы тоже не понравилось такое соседство. — Ася, мама двух очаровательных дочек, не могла не вступиться за местных жителей.
— А кто подумал о моей проблеме? — вдруг спросил Ярослав Львович. — Все живут одним днем, как мотыльки. Наверное, это правильно… Никто не думает о смерти, это скучно, больно, страшно. И при этом все знают, что смертность в нашей стране превышает рождаемость. Что же делать? Вот эти тысячи, миллионы людей… Сегодня человек рядом с нами, радуется и улыбается, а завтра он покойник. И каждое тело надо захоронить, и вы не представляете, сколько на это требуется земли! Это катастрофа! Поэтому все кладбища расширяются, теперь хоронят и в бесхозные могилы, но смертность не снижается.