У нее было время подготовить свой побег, поджидая прихода странной маленькой женщины, начинавшей почти каждую свою фразу с «господи боже мой» и, судя по всему, не отличавшейся большим умом. Не сомневаясь, что она принесет завтрак, Эрмин придумала, как от нее сбежать, поскольку заметила, что та не сразу запирает за собой дверь на ключ. Из осторожности пленница намекнула, что еще чувствует себя слабой.
Босоногая, в ночной рубашке, она быстро поднялась по ступеням из светлого дерева. Едва достигнув лестничной площадки, молодая женщина заметила солнечные блики на стене цвета охры. Ей показалось, что у нее за спиной выросли крылья. После всех этих часов, проведенных в красноватом полумраке, она отчаянно нуждалась в дневном свете, свежем воздухе и пространстве.
— Мадам, нет! О господи боже мой! Мадам, подождите! — кричала Анни.
Эрмин не обращала на нее внимания. Ее переполняли энергия и жажда деятельности. Сейчас ей хотелось вновь обрести свободу, и она полагала, что ей не составит труда образумить Родольфа Метцнера. Ее сердце радостно встрепенулось, когда из коридора в глубине соседней гостиной она увидела два распахнутых настежь окна с видом на парк. Розы качались на ветру, ярко-красные на фоне синего неба. Громко щебетали птицы, и это ясное утро показалось ей самым прекрасным явлением в мире.
«Ну конечно, сейчас день!» — подумала она с робкой улыбкой.
Молодая женщина мигом оказалась возле высокой застекленной двери, по всей видимости, ведущей наружу. Но напрасно она дергала за ручку. Здесь тоже все было заперто на ключ: на двери висели два больших замка.
— Вы не сможете отсюда выйти, — раздался за ее спиной голос Анни.
— Вы сейчас же откроете мне дверь, — возразила Эрмин. — Я хочу прогуляться, далеко я в этой одежде все равно не уйду!
— Не могу, милая леди.
— Тогда сходите за своим кузеном! Где он?
Эрмин бросилась к окнам. Она только сейчас заметила то, что ускользнуло от ее внимания минутой раньше. Оконные рамы были снабжены золотистыми металлическими решетками с геометрическими фигурами, очень элегантными, бесспорно, но наглухо закрепленными в камне. Она вцепилась в них руками. Пролезть здесь мог только кот.
— Мой дядя установил решетки на все окна дома, даже на втором этаже, — добавила Анни. — Он опасался чужаков. Это настоящая крепость.
— Но это невозможно! — воскликнула Эрмин, устремившись на кухню, соединенную с гостиной проходом в виде полумесяца.
Но туда солнце тоже проникало сквозь искусно выполненные решетки, отражаясь на медной кухонной утвари, лакированном овальном столе и части мраморного рабочего стола. Все здесь дышало достатком, чистотой и комфортом. Эрмин заметила чашку с еще дымящимся шоколадом и бутерброды со сливочным маслом. Анни подошла ближе с испуганным видом.
— Возвращайтесь в свою комнату, мадам, — тихо посоветовала она ей. — Вы не сможете отсюда выйти, говорю вам! А главное, ваш кофе остынет. Мой кузен придет к вам, чтобы поговорить. Он хотел это сделать еще вчера вечером.
— Мой кофе остынет! — вскричала молодая женщина. — Вы глупы или сошли с ума? Да плевать я хотела на свой кофе! Мне необходимо услышать из уст месье Метцнера причины, по которым я оказалась пленницей в этой золотой клетке!
Вне себя от ярости она резким движением смахнула со стола чашку и тарелку с бутербродами. Посуда с грохотом разбилась, и это принесло ей облегчение.
— Я проснулась уже давно и чувствовала себя хорошо, — продолжила она. — Голова больше не кружилась, пропало чувство усталости. Я смогла как следует поразмыслить и пришла к выводу: ваш кузен Родольф привез меня сюда, чем-то одурманив. Это так? Я была с ним наедине в квартире в Квебеке, и он этим воспользовался.
Анни Вонлантен, напуганная гневом Эрмин, опустилась на стул.
— Господи боже мой! Я ни в чем не виновата, — жалобно сказала она. — Вам нужно успокоиться, леди!
— Я не собираюсь успокаиваться! Подумать только, я ведь ничего не заподозрила, даже когда он уговаривал меня поехать с ним в Мэн!
Анни Вонлантен не нашлась что ответить и заплакала.
— Где он? — сухо спросила Эрмин. — У него не хватает смелости ответить за свои поступки? Пусть сейчас же придет сюда!
Несмотря на решимость, нервы молодой женщины не выдержали. Ее голос задрожал, тело затрепетало. Она поспешно села на скамью с резной спинкой, только сейчас ощутив под босыми ногами прохладу кафельного пола. Помолчав немного, она добавила:
— Он должен немедленно отвезти меня в Квебек, мадам. Я чуть не умерла, когда почувствовала это недомогание на улице Сент-Анн.
Ей было трудно говорить — так сильно стучали зубы. Эрмин вновь переживала полные ужаса часы, проведенные в розовой комнате, когда она считала себя тяжело больной или внезапно потерявшей рассудок.
— Тише! — пробормотала Анни. — Не кричите так громко, он спит. Милая дама, не сердитесь вы так. Мой кузен желает вам только добра, это я знаю, он говорил мне об этом много раз.
— Добра? — насмешливо переспросила Эрмин. — Предупреждаю вас, он за все заплатит. Зачем он это сделал? Говорите! О! Полагаю, он влюблен! Но разве так поступают нормальные люди: похитить женщину, замужнюю женщину, мать семейства! А ведь я так ему доверяла!
Эрмин никак не могла успокоиться. Ее дыхание было учащенным, она продолжала дрожать, и зубы ее все еще стучали. Как Метцнер мог такое сотворить, невзирая на закон, втеревшись к ней в доверие под видом увлеченного искусством порядочного мужчины с прекрасным воспитанием?
— Мадам, это ваш кузен, — продолжила она. — Вы знаете его лучше меня. Он обладает огромным состоянием, вращается в артистических кругах… если верить его словам. Все видели его со мной в Квебеке, мы работали целую неделю, чтобы записать пластинку. Зачем он это сделал? Его обязательно заподозрят, когда мои родные начнут беспокоиться из-за моего отсутствия!
Эрмин испытывала сильное чувство досады, но также и тревоги. На секунду она предположила, что у Метцнера случилось кратковременное помутнение рассудка и сейчас он уже жалеет о своем поступке.
— Я должна с ним поговорить, — сказала она, — образумить его. Если он перестанет удерживать меня здесь силой, я прощу его.
Анни беспомощно развела руками. Несчастная совсем растерялась. Рядом с этой красивой молодой женщиной с завораживающим взглядом она чувствовала себя глупой и слабой.
— Он проснется не раньше девяти часов, — жалобно произнесла она. — Родольф принимает таблетки, чтобы уснуть. Как мне его жаль, господи боже мой! Разве это выход в его состоянии? Мне холодно на вас смотреть, с вашими босыми ногами…
Это простое замечание успокоило Эрмин. Ситуация не менялась, но, по крайней мере, она в ней разобралась. Ей нестерпимо захотелось оказаться дома или у своей матери в Валь-Жальбере и выпить горячего кофе.
— Мне нужен мой чемодан…