— Вам нравится пирог, месье?
— Да, он очень вкусный, после такого угощения я просто обязан буду хорошо спеть.
Реплика вызвала оживленные восклицания. Мирей осмелилась спросить:
— Месье, а вы исполняете песни Ла Болдюк?
— К сожалению, нет, дорогая мадам, это немного не мой репертуар, но я очень люблю эту певицу из наших краев.
— Я тоже! — ответила экономка. — Я так рыдала, когда она умерла. Приходите к нам, когда я поправлюсь, я испеку для вас пирог с патокой, любимое лакомство нашей Мимин, нашего Соловья. Я ведь знала ее совсем девочкой, чуть старше этих двух.
Она кивнула в сторону близняшек. Лора начала терять терпение. Если Мирей пустится в воспоминания, предстоящие часы могут стать гораздо менее приятными.
— Мартен, каковы ваши успехи в исследовании прошлого Валь-Жальбера? — спросила она сладким голосом.
— Я продвигаюсь. Медленно, но верно. Жозеф Маруа, ваш сосед, рассказал мне несколько занимательных историй. Он также в деталях объяснил мне, как работала фабрика, описал цех, где трудились корообдирщики, помещение с динамо-машиной, рассказал, какое постоянное оживление там царило. Завтра я пойду осматривать бывшую железную дорогу. В прошлом месяце я смог разыскать фотографию локомотива, прибывающего на здешний перрон. Я вообразил себе весь масштаб происходящего: как тюки с древесной целлюлозой загружают в вагоны и поезд мчится в сторону порта, чтобы отправить груз в Европу. Только представьте себе, как это волнующе: деревья, выросшие в наших краях, были срублены, очищены от коры и распилены, чтобы в итоге способствовать экономическому росту далеких стран, по другую сторону океана.
Лора буквально смотрела ему в рот, зато Жослин прыснул со смеху:
— Да, это действительно волнующе! Послушайте, дорогой месье, если мы с подобным трепетом начнем относиться к такому простому процессу, как обработка древесины, что с нами будет? Меня лично гораздо больше волнуют совершенные фашистами зверства, реальные масштабы которых еще до конца не оценены.
— Одно другому не мешает, Жосс! — рассердилась Лора. — Месье Клутье — поэт, у него свое видение вещей. А ты вечно все сводишь к политике.
Отличавшийся покладистым характером историк ничуть не смутился:
— Ваш муж прав, мадам Лора. Моя ностальгия несколько неуместна.
— Что вы, вовсе нет! Мой муж только и делает, что ворчит. Давайте я лучше подолью вам чаю. Кстати, я ведь вам до сих пор не представила детей. Это мои внучки: справа от вас Лоранс, будущая художница, и ее сестра-близняшка, Мари-Нутта, более безрассудная по характеру. Этот молодой человек, сидящий с надутым видом, наш сын Луи. Я бы хотела, чтобы он стал инженером. А Киона… Да, Киона…
— Моя младшая дочь! — сердито рявкнул Жослин. — Блестящая ученица и непревзойденная наездница.
— Барышня, которую я имел удовольствие встретить в поселке. Что ж, мои поздравления, Киона, — улыбнулся Мартен Клутье, чувствуя смущение Лоры. — А теперь давайте-ка я вам что-нибудь спою!
Не дожидаясь ответа, гость взял гитару. С задумчивым видом и легкой улыбкой на губах он выбирал песню, которая понравилась бы всем, детям и взрослым.
— Я исполню для вас песню [16] , которая очень популярна в наших краях, не так ли? — объявил он.
У моих отца и матери
Я был единственным ребенком,
Я был единственным ребенком,
Судьба, роза в лесу,
Я был единственным ребенком,
Я был единственным ребенком.
Они отдали меня в школу,
В простую школу,
В простую школу,
Судьба, роза в лесу,
В простую школу,
В простую школу.
Лоре хотелось закрыть глаза. Она была очарована низким, теплым и обволакивающим голосом своего гостя. Конечно, это был мужской тембр, в корне отличавшийся от голоса Эрмин, но от этого она восхищалась им еще больше, одновременно удивленная и плененная. Как только закончился последний куплет, она принялась аплодировать.
— Браво, это было потрясающе! К тому же я не знала эту песенку.
— Что? — возмутился Жослин. — Ты не знаешь песню «Судьба, роза в лесу»? Я же напевал тебе ее, когда мы только поженились.
— Сомневаюсь, Жосс, я бы это запомнила.
Не расставаясь с теплой улыбкой, Мартен поспешил запеть следующую песню. «Молитву матери» Солда Лебрена [17] .
Музыка была бодрой, хотя в словах сквозила грусть. Концовка все же вызывала улыбку, поскольку мать наконец нашла своего сына, которого уже не надеялась увидеть. Луи хлопал в ладоши в такт мелодии, не сводя глаз с пальцев историка, бегающих по струнам. Мирей тоже была на седьмом небе от счастья, и лишь Жослин сидел с насупленным видом. Он был уязвлен поведением своей жены.
«Лора осмеливается утверждать, что забыла эту песню, единственную, которую я знал. Я был так горд, когда напевал ей эти слова на ушко, в самом начале нашей любви, — с горечью думал он. — А она кокетничает с этим типом, взявшимся неизвестно откуда. Ах да! Из Сент-Андре-де-Лепувант… Подходящее название!» [18]
— Месье Шарден, — обратился к нему в эту секунду Мартен Клутье, — может быть, вы хотите послушать что-нибудь особенное? Я не могу исполнять все подряд, поскольку здесь есть невинные уши. Разумеется, я мог бы петь детские считалочки, но, думаю, это будет не очень интересно для вас и вашей дамы.
— В таком случае пусть эти самые невинные уши отправляются на улицу! Все, полдник окончен. Все понятно, молодежь? Идите гуляйте! — гаркнул Жослин. — Только без глупостей. Можете проведать лошадь и пони, посмотрите, есть ли у них свежая вода.
— Хорошо, папочка! — с хитрым видом воскликнула Киона, бросив вызывающий взгляд на Лору.
Лоранс и Мари-Нутта, прыснув со смеху, бросились к выходу. Жара действовала на них возбуждающе. Только Луи покинул комнату не торопясь, засунув руки в карманы.
— Правильно, Жосс, — одобрила Лора медовым голосом. — Так что же, Мартен, какую веселую песенку вы хотите нам предложить?
— «В развевающемся платье» Мари Дюба. Этой песне уже двенадцать лет. Она мне очень нравится.
Этой девушке
Не было и пятнадцати,
Она уснула
Под кустом белых роз.
Ее платье развевалось на ветру,
Развевалось, развевалось на ветру.
Она уснула