– А это уж непосредственно перед самой смертью, значит, жена для него была последней надеждой. Но Загурская испугалась, закричала, сбежалась дворня… а мужа и след простыл. По доброй ли воле он ушел оттуда, а?
Разжевал Зыбин уже достаточно, чтобы Марго сделала вывод:
– Коли его застрелили, значит, Загурский что-то нарушил… сделал что-то не то… следовательно, преступники кинулись за ним в погоню. Куда ему было деваться? Только укрыться в своем доме, где и стены помогают…
Зыбин перебил ее:
– Поначалу, сударыня, он не к жене помчался, а пришел к обиженной им любовнице. Стало быть, та, другая, женщина не вызывала у него особого доверия. Наверняка он опасался за семью, не желал навредить им, потому к жене пришел в последнюю очередь. Далее: вашу родственницу опутал любовью мужчина, Загурского отбила у Переделовой и жены женщина… и они вдруг оба заболевают и внезапно умирают! Не кажется ли вам, что сии неизвестные мужчина и женщина действовали по единому плану?
Марго лишь вытаращила глаза и приподняла плечи, не представляя, что это за план такой, поэтому она не могла согласиться с Зыбиным, хотя его доводы были вполне логичными. Лучше об этом подумать на досуге и самой разобраться в этих хитросплетениях, а покамест она сказала:
– У меня тоже есть план.
– Какой? – наклонил набок голову Зыбин.
А интонации!.. Да, чтобы завоевать душу Виссариона Фомича, Марго, кажется, придется прибегнуть к ворожбе и колдовству, другими способами сие не получится. Его мужская доминанта не желала мириться с женской натурой, признавать в ней равноправного партнера, но так уж заведено в обществе, так будет всегда, потому графине Ростовцевой оставалось лишь терпение, терпение и еще раз терпение.
– Элиза повстречала своего обольстителя в парке, – будто ничего и не заметив, в очередной раз начала делиться с ним своим планом Марго. – Я одену в дорогое платье свою Анфису и пошлю ее туда. Может статься, тот же человек встретится ей и захочет познакомиться, но это в том случае, ежели цель его – обогащение.
– Кто такая Анфиса?
– Моя горничная.
– Помилуйте, сударыня, – кисло покривился Зыбин. – Вы собираетесь выдать горничную за барышню? Да она только рот откроет, и сразу же станет понятно, кто она есть.
– Ничуть не бывало! – загорелась своей идеей Марго. Как натуре неуемной, ей не сиделось на стуле, она вскочила и, фланируя по кабинету, всерьез веря в успех, развивала свои фантазии далее: – Анфиса готовится пойти в актрисы, она берет уроки декламации и мимики. А у моего брата в имении она играла в водевиле гусар-девицу, помещики и не подумали, будто она горничная. Я ее научу, что и как следует говорить, как держаться, она справится…
– Ну, ладно, ладно, – взмахнул он руками. – Коль вы так желаете, отправляйте в парк свою актерку! Да хоть на всякий случай приставьте к ней наблюдателя, а не то, не ровен час, без горничной останетесь.
– Не беспокойтесь, она умна. Ах да! Чуть не забыла. Вот портрет Элизы, как вы просили… Прощайте!
Наступила благодатная тишина – так ведь это ее сиятельство унеслась, как ведьма на помеле. Зыбин взял в руки портрет, громко крикнул:
– Постовой! Постовой!
– Слушаю, вашвысокблагородь.
– Скажи там, чтоб оповестили сыщиков: приказываю прийти ко мне ввечеру. Одного не трожьте – Кирсанова, у него свое задание.
– Слушаюсь, вашвысокблагородь.
Оставшись один, он, рассматривая изображение юной графини Элизы, крякнул:
– Ишь, глазки, как клюковки, раскинула! Недурна, недурна. Но дура. Да это уж завсегда так: как баба недурна, так и дура…
За бокалом вина беседа катится стремительно, к тому же слишком много всего произошло за последний год, а именно столько времени и не виделись Борис с Викто́ром. Да и до их свидания в Москве, куда князь ездил прошлой весной с дядей, они тоже редко виделись, тем более нечаянная встреча обоих порадовала.
Борис был из обедневшего и не слишком-то знатного дворянского рода, воспитывался матушкою, родом она была из здешних мест, но отсюда уехала давно, а об отце своем он не любил рассказывать. Подружились молодые люди еще в военном училище, потом судьба развела их и вот вновь свела по счастливой случайности. Борис натурою своею выгодно отличался от князя, ибо мужчину не внешность красит, а его внутренний стержень, воля и сила, которые на себя не наденешь, но они чувствуются, если этими достоинствами человек обладает. Князь Викто́р, при его более яркой наружности, был излишне мягок, в споры не вступал, иногда казалось, что он не знает, чего хочет, к чему ему нужно стремиться, а это – признаки неуверенности в себе, как считали некоторые. Но людям свойственно ошибаться. Да, Викто́р не выпячивался, скорее всего, положение нахлебника научило его прятать себя, настоящего. Но с давнишним другом можно и приоткрыться немного, что и сделал князь.
– Сочувствую тебе, прими мои соболезнования, – вздохнул Борис, выслушав историю злоключений своего друга. Он положил руку на плечо Викто́ра и сжал его, слегка встряхнув опечаленного князя. – Не горюй, не мы собой распоряжаемся, есть кое-кто повыше нас. Никому не дано знать, когда он прикажет Мойрам оборвать нить…
– Мойрам? – усмехнулся Викто́р. – Ты поклоняешься греческим богам?
– Это я так, к слову. Просто не знаю, чем утешить тебя.
– Не надо меня утешать, потому что… Тебе трудно это представить, но однажды я встретил ее…
– Кого? – не понял друг.
– Элизу. Шел поздним вечером и вдруг… она! Одна! На пустой улице… Прошла мимо меня… Не веришь?
Что тут скажешь? Неловко же говорить другу, что с ним мозговая горячка приключилась. Смутившись, Борис опустил голову, поковырял вилкой в тарелке, но все же нашел нужные слова, как ему показалось:
– Обознался. Наше воображение дописывает то, что нам хочется видеть, а влюбленному, потерявшему свою суженую, каждая молоденькая женщина напоминает об избраннице.
– Я слишком мало знал Элизу, чтобы успеть ее полюбить. Но ежели бы я женился на ней, то, уверяю, был бы ей верным и преданным мужем. Ты не все знаешь: в тот вечер я говорил с нею.
– С… э… мертвой?! – настороженно спросил Борис, подозревая, что состояние здоровья друга много хуже, чем он подумал.
– С живой.
– Дружище, послушай моего совета: никому больше о том не рассказывай! Ты хоть понимаешь, что этого не может быть?!
– К счастью, не все думают так, как ты.
– Хочешь сказать, что половина вашего славного города время от времени видится с умершими, как с живыми? И это в порядке вещей?
– Нет. Но кое-кто виделся.
– Помилуй, Викто́р, ты же здравый человек… – Борис осекся, встретившись с вполне разумным взглядом друга, не соответствующим тому, что он о нем подумал, и вновь смутился: – Ну, хорошо, хорошо… Ты встретил ее, говорил с нею, и что дальше?