Адмирал | Страница: 68

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Для того, чтобы свыкнуться с происходящим, ему потребовалось несколько часов и много-много рутинной, но крайне необходимой работы. И все равно, когда на следующее утро флот вторжения вышел из гавани, а навстречу ему из французского Бреста двинулась эскадра адмирала Жансуля, он чувствовал себя не в своей тарелке.

Пожалуй, со времен Великой Армады на Британию не надвигалась мощь, реально способная уничтожить это государство. Сотни лет островное расположение служило империи надежным щитом – и вот, свершилось. Правда, необходимость идти двумя эскадрами делала каждую из них по отдельности весьма уязвимой, но деваться было некуда – переход, даже под прикрытием авиации, мог стоить очень дорого. С другой стороны, если англичане разделят свой флот, то их эскадры окажутся слабее каждой из немецких групп, а если попытаются всеми силами навалиться на одну, то вторая сможет в относительно комфортных условиях достигнуть их побережья. В общем, риск, но риск вполне оправданный. Во всяком случае, именно так должны считать британские адмиралы. Тем более, не зная, что джокера в рукаве Колесников все же припас.

Что его ловушка сработала, он узнал очень быстро. Британский флот, выходя с базы Скапа-Флоу, угодил под сосредоточенный удар подводных лодок. Два десятка субмарин за три дня до этого скрытно выдвинулись и заняли позиции. Мальчики Дёница хорошо знали свое дело и, в отличие от британцев, предпочитающих занимать позиции в море, не имели ничего против того, чтобы хамски потревожить врага в любой точке мира. Ну, рейд, ну, опасный… И что? В конце концов, одному из них удалось как-то пробраться в эту самую гавань и под носом у британцев прямо возле пирса торпедировать линкор. Так почему бы и не повторить, тем более что сейчас все выглядело куда проще. К тому же любой размен оказывался выгоден. Подводных лодок у немцев сейчас имелось куда больше, чем у англичан, – Дёниц, когда получил дополнительное финансирование, развернулся по полной, до пфеннига выжимая из поставщиков потребные ему ресурсы.

Все же он был идеалистом и чуточку фанатиком, этот идеолог подводной войны, и находился сейчас на своем месте. Главное, не пускать таких на самый верх, а то начнутся совершенно ненужные перекосы, и вместо сбалансированного флота получится черте что. А так – максимальный выхлоп при разумных затратах. И людей себе он подобрал под стать, таких же фанатиков и сорвиголов. Ничего удивительного, что когда планировалась операция и решали, кто полезет к дьяволу в зубы, ему пришлось еще и отбрыкиваться от желающих.

Британцы подобной наглости не ждали и поплатились за это. На дно отправились эсминец и крейсер, а линкор «Ривендж» получил целых три торпеды. Как ни странно, несмотря на полученные повреждения, корабль остался на плаву, но тут дело было не в его исключительной прочности, а в случайности. Корабль атаковали сразу несколько субмарин, и в результате он поймал две торпеды в левый и одну в правый борт. Затопления оказались весьма обширными, но достаточно равномерными, что не дало линкору перевернуться и позволило самостоятельно вернуться в гавань. Тем не менее, из грядущего боя он оказался исключен. Немцы потеряли от глубинных бомб, щедро разбрасываемых эсминцами, четыре субмарины.

Кстати, британские подводные лодки, числом аж две, встретились и немецким кораблям, о чем адмиралу своевременно доложили. Атак не последовало, у британцев такие действия считаются личным делом командира. Весьма порочная практика, хотя сейчас это было только к лучшему. На всякий случай, сопровождающие основные силы эсминцы сбросили глубинные бомбы, и на том вопрос закрылся. Никого не потопили, естественно, но профилактика – великая вещь.

Узнав о выходе британского флота и его курсе, Колесников остался доволен. Противник купился на кажущуюся простой логику. И двинулся британский флот наперехват как раз формально более слабой северной группы. Весьма опрометчиво, учитывая, что как раз ее возглавлял человек, который британцев уже неоднократно бил, и при куда худшем соотношении сил. Возможно, ненависть взыграла, возможно, желание уничтожить более опасного врага, а может, они еще рассчитывали позже договориться с французами. Неважно. Главное, все шло, как задумано.

Реальность – штука интересная, и встречается двух видов – объективная, не зависящая от мировосприятия людей, и субъективная. А вот с последней как раз сложнее.

Субъективная реальность формируется не столько из реальной картины мира, сколько из желаний человека и имеющейся у него информации, часто фрагментарной и никогда не полной. В чем-то она совпадает с реальностью объективной, в чем-то нет, но главное, люди в своих расчетах оперируют именно ей. И соответственно допускают ошибки. Так произошло и сейчас.

То ли из-за спеси, то ли от недооценки противника, а может, просто не имея достаточных сведений, британцы упустили из виду сразу два важных момента. Во-первых, они не задались вопросом, почему обе эскадры вышли практически одновременно, тогда как расстояние, которое им надо было пройти, различалось в разы. А во-вторых, им стоило бы подумать, почему немцы выбрали не самый благоприятный для похода период, когда шторм и низкая облачность мешают высадке войск и действиям авиации, притом что в ней немцы сейчас имели определенный перевес. Последнее обстоятельство имело смысл только в случае, когда флоту предстоит действовать на значительном удалении от баз, когда поддержка с неба не может быть гарантирована, а не при высадке десанта через узкий пролив. Увы, британские адмиралы не уделили должного внимания этим вопросам, что дорого им обошлось.

На самом деле на транспортные корабли, которые шли с эскадрами, были посажены только войска второго эшелона. Те же, кому предстояло идти в первой волне десанта, без особых удобств разместились на авианосцах и, частично, на линейных кораблях и крейсерах. Тем не менее, никто не роптал – солдатам сразу же объяснили, что, если возникнет угроза, быстроходные военные корабли имеют неплохие шансы уйти и спасти тем самым шкуры пассажиров. Более комфортабельные, но менее быстроходные лайнеры такой возможности, увы, не предоставляли. Для Колесникова же главным было то, что сейчас вся эскадра могла без особых проблем развить ход больший, чем старые британские линкоры, а значит, легко избежать опасной встречи.

Сразу после того, как стало ясно, что британцы получили сведения об их выходе в море и сами выползли навстречу, эскадра Колесникова разделилась. Транспортные корабли под охраной эсминцев ушли в неприметный фиорд, где не так давно оборудовали нечто вроде временной базы, способной приютить на несколько дней большую группу судов, обеспечив их при этом зенитным прикрытием. Для этого там разместили несколько батарей и построили временный аэродром, на который спешно перебазировали полсотни «мессершмиттов». Ну а тяжелые боевые корабли, выйдя на просторы Атлантики, немедленно взяли севернее и, обойдя стороной предполагаемый маршрут британской эскадры, заложили широкую дугу с тем, чтобы в известной лишь одному Колесникову (даже Жансуль получил сведения, уже выйдя в море, когда вскрыл лежащий в сейфе пакет) точке рандеву встретиться с французами.

Эскадре Жансуля тоже пришлось разделиться, правда, не так радикально. Транспорты, охраняемые двумя трофейными линкорами, крейсерами и эсминцами, неспешно продолжили свой путь. От старых британских кораблей Колесников в предстоящем деле особого проку не видел. Во-первых, они еще не были как следует освоены экипажами, и эффективность кораблей в бою ему казалась весьма сомнительной. Ну а во-вторых, скорость «Резолюшна» и «Рэмиллиса» (ныне «Фридрих Великий» и «Мольтке» соответственно) связывала бы флот по рукам и ногам. Так что с этой парочкой немецкий адмирал расстался легко и безболезненно, зато, первым прибыв на место, нервничал до тех пор, пока на горизонте не появились дымы французской эскадры. Сколько он тогда сжег драгоценных нервных клеток, так и осталось тайной для окружающих – подчиненные должны видеть отца-командира бодрым и уверенным в себе. Приходилось соответствовать моменту, хотя, конечно, под конец он малость перегорел и начал относиться к происходящему с несвойственным ему ранее оттенком немецкого фатализма.