Гордый оказанным доверием пастушонок, желтоволосый, веснушчатый – звали его Мардан – всячески выказывал все свое почтение: притащил старую попону, расстелил да еще осмелился предложить девушке свой старый плащик.
– Сиди уж! – отмахнулась та. – Смотри, как бы тебе самому не замерзнуть… Или комаров досыта покормить – с голыми-то плечами. Чего тунику-то не одел?
– Нету меня, госпожа, туники, – со вздохом признался отрок. – За зиму изорвалась вся. Да сейчас ничего, тепло.
Действительно, холод вовсе не чувствовался, вернее, чувствовался, но только по сравнению с жарким днем. Да и комары – ныли, конечно, нудно, но, сев на руку или на лоб – тут же улетали со всей возможной брезгливостью – трава-с.
– Эвон, Каргис костер распалил, – вытянув шею, прошептал отрок. – Не жалеет хвороста.
– А чего его в лесу-то жалеть? – Лита тихонько засмеялась. – Да и благородный Нетубад приказал, чтоб издалека ваш костерок видать было! Ты чей сын-то?
– Сейчас ничей – матушка давно умерла, а отца убили.
– Бывает.
Жрица постепенно начинала испытывать какую-то симпатию к своему нищему напарнику – больно уж судьба паренька напоминала ей свою собственную.
– Ничего, в деревне пропасть не дадут.
– Не дадут, – Мардан согласно кивнул. – Знаю. Лишь бы только на деревню нашу никто б не напал, поля б не пожег, не угнал стада.
– Не нападут! – сверкнув глазами, с пылом заверила жрица. – Теперь у вас – защита надежнейшая, правда-правда.
– Этот вот… благороднейший?
– Не только он, но и сами боги.
– Богов мы и раньше молили, какие приносили жертвы… один раз меня чуть не принесли. А скот как воровали, так и воруют!
– Но-но! – Лита повысила голос. – Ты тут не очень-то богохульствуй – боги сами знают, что делать. Тем более, славили мы их неправильно. И я-то, дура, тоже не сразу поняла. Что им не кровь нужна, а радость! В бочке пенного пива богам куда больше радости, чем, скажем, от тебя. Тем более – бочку-то все могут во славу великих божеств выпить, а тебя уж никак не съесть – тощий больно.
– Не надо меня есть, госпожа! – не поняв юмора, в страхе воскликнул мальчишка. – Я еще пригожусь – вон, скот пасу, а вырасту – земледельцем, охотником стану, а может – и воином! Замысел богов – кто же знает?
Девушка хотела сказать в ответ что-то назидательно-поучительное, да вот только так и не смогла быстро придумать – что именно, а когда придумала – тут же замолкла, услыхав донесшийся от ручья тихий подозрительный всплеск.
– Чу! Слышал?
– Бобры, – расслабленно отозвался Мардан. – Тут, ниже по ручью, их целое семейство с плотиной.
Снова что-то плеснуло. Пастушонок не реагировал, да и собаки не лаяли, видать, привыкли. Оно и понятно – бобры.
– Ладно, – уже больше не прислушиваясь, Лита потрепала напарника по плечу. – Бобры, так бобры – я ж не знала. Слушай, тебе спать хочется?
– Вообще-то – да, – чуть помолчав, признался мальчишка. – Но я не усну, ты не думай…
– Я тоже не усну, правда-правда, – смачно зевнув, протянула юная жрица. – Кстати, ты в слова играть умеешь?
– В слова?
– Ну, я тебе одно слово скажу, а ты мне – другое, на ту букву, на которую мое кончится, понял?
– Угу.
– Тогда начали… Жемчуг!
– Гусь.
– М-м-м… самоцветы!
– Толчонка-каша.
– Алый… Алый лотос – рисунок такой. Видел его где-нибудь? На фибуле, на плаще?
– Не-а, не видал.
– Жаль. Ну, что замолчал? Твоя теперь очередь – называй слово.
Они проиграли так почти всю ночь, до того самого момента, когда уже стало светлеть небо. И вот тогда – началось! Сразу, резко и неожиданно, несмотря на то, что – ждали.
Где-то заржал конь. Потом – другой. Тут же послышался топот копыт, крики…
– Пора, ребята! – выхватив меч, заорал благороднейший Нетубад. – Встречай гостей непрошеных, но долгожданных!
И гостей встретили! Дротиками – насколько могли прицелиться в предрассветной тьме – копьями, топорами. Кто-то схватился уже, сошелся с врагом лицом к лесу – послышался звон, сопение, вопли…
Вот снова удар… И снова крик. Похоже, что предсмертный.
Лита прислушалась, привстав и по-гусиному вытянув шею. Ага, вот снова крик – победный! Явно кричал Нетубад…
Девушка быстро обернулась:
– Ты тут посиди, а я сбегаю, посмотрю – что там?
– Ага.
Чавкнула под ногами вода, и ладная девчоночья фигурка скрылась за густыми кустами. В тот же самый миг на ручье снова послышался плеск…
Утро скоро – бобры разыгрались. Бобры…
И что-то зашуршало в траве… Змея, что ли?
Нет, не змея… что-то огромное… кто-то… Здоровенный мужик с усами и устрашающе всклокоченной гривой волос ударил пастушонка копьем, пронзив насквозь. И, обернувшись, тихонько свистнул – свободно.
В один миг выскочили из высокой травы пробиравшиеся вдоль ручья воины, вооруженные короткими копьями и мечами… недалеко, у горящего костра, вскинувшись, залаяли псы… тут же и затихшие. Нет, один еще жалобно скулил, пока не прикончили.
– Вперед, – тихо скомандовал вислоусый, пропуская мимо себя воинов. – Где проводник?
– Там, сзади. Регуй за ним присматривает.
– Он больше не нужен. Хотя… пожалуй, потом может еще пригодиться. Пусть живет!
Один из воинов обернулся:
– Эй, парень! Ты можешь идти куда хочешь. Когда понадобишься, мы сами тебя отыщем. Пока же советую остаться здесь, пока все не кончится… А прочем – как знаешь!
Махнув мечом, воин побежал догонять остальных, уходивших к окутанной утренним туманом балке. Быстро светлело, уже можно было начинать сражение в полную силу и, пользуясь внезапностью и численным преимуществом, разгромить наглых врагов! Ишь ты – засаду устроили! Это еще как посмотреть, на кого засада.
– Мардан, друг! – скользнувший к вербе мальчишка только что приведший врагов, склонился над убитым и горько заплакал. – Мардан… Я не хотел… не знал, что так выйдет. Ведь ты не должен быть здесь! У костра, у костра твое место! Мардан…
А битва уже развернулась во всю свою силу, нападавших оказалось гораздо больше, раза, по крайней мере, в три – но люди благородного Нетубада сражались отчаянно, и это касалось всех – и разбойников, и молодых ополченцев.
Сам атаман, вдохновляя воинов, ринулся в гущу врагов, сразив одного, другого… Летели вокруг кровавые брызги, слышались крики и предсмертные стоны, у старого клена, подхватив чей-то выпавший меч, отчаянно отбивалась Лита. За нею, посмеиваясь в усы, внимательно наблюдал толстогубый толстяк в высоком, украшенном затейливыми узорами, шлеме – благороднейший Кельгиор, сын… Сукин сын – именно такими словами окликнул его разъяренный предводитель разбойников: