В общем-то хорошо, что ее сейчас нет на базе и мне не придется прощаться. Хотя прошло уже почти три недели, и кораблям Хильперика пора вернуться. Дай бог, чтобы с ней ничего не случилось. Я этого уже, к сожалению, не узнаю. Увы, вместе мы можем быть только здесь. Ни ей не будет места в моем мире, ни тем более мне в ее, даже если бы я этого хотел. Да и ей, между прочим, тоже проблематично было бы вернуться на родину – так уж сложилась там ее жизнь…
В конце концов я решил прогуляться и, накинув плащ, вышел на улицу.
Поселок уже погрузился в сон. Только на крылечке одного из бараков сидели в обнимку парень с девушкой, да в окнах двух молитвенных домов еще горел свет.
Невольно я бросил взгляд в сторону обиталища магов. Там не было видно ни одного огонька. Ночью там всегда темно. Только однажды, три года назад, целых пять ночей на верхушке башни горело странное мерцающее свечение довольно зловещих оттенков, а потом пропало. Маги, как всегда, ничего не объясняли, а попробовавший приставать к ним с расспросами моряк в наказание на несколько дней онемел.
Я вышел к причалам.
Холодный ветер нес соленые брызги, шевелил высохшие водоросли, длинные бороды которых валялись на песке у кромки прибоя. Скользившие по небу облака время от времени закрывали луну.
Вдалеке отлив обнажил остов затонувшего лет пятьдесят назад галиота. Кажется, перетерся якорный канат и ветер оттащил его на скалы – про этот случай и сейчас рассказывают новичкам.
Порывистый норд-вест раскачивал корабли, и они иногда сталкивались бортами. Плохо зарифленный парус хлопал по ветру. Невидимые волны плескались в борта.
Трухлявая будка у входа на пирс была пуста. В ней положено было сидеть караульному, но на моей памяти он там никогда не появлялся, даже в те дни, когда нашу базу посещали проверяющие с острова.
Часовые выставлялись только на промежуточных стоянках в населенных мирах. Но и там, насколько я знаю, никогда никто не пытался угонять корабли от причала. Никто и никогда не бежал так. Уходили с кораблей в портах, отставали от караванов, не возвращались из сухопутных маршрутов и одиночной разведки. Ночами спускали шлюпки или даже пробовали вплавь добраться до недалекого берега. Прятались в трюмах судов, направлявшихся в их родные миры. В отчаянии поднимали бунты, пытаясь под угрозой смерти заставить колдунов проложить дорогу домой… Последнее было наиболее бесполезным.
Я почувствовал легкую грусть при мысли, что в последний раз вижу это место. Место, которое, если вдуматься, было моей тюрьмой все эти шесть лет. Можно ли тосковать по тюрьме? Вернувшись к себе, я так и не смог уснуть, задремав только перед рассветом…
А назавтра уже созерцал с мостика уходящий вдаль знакомый берег. Теперь уже в последний раз…
Пора было начинать собираться. Я выволок из-под койки тяжелый, почти неподъемный рундук мореного дуба. Открыв крышку, я выбросил на пол заполнявшее его барахло и поднял второе дно. Каждый капитан, по крайней мере из тех, кого я знаю, имел небольшую заначку на случай непредвиденных обстоятельств, которую пополнял всеми правдами и неправдами. Была такая и у меня. В ней имелись запасной мини-радар, два легких прибора ночного видения (они входили в комплект снаряжения одной из сухопутных экспедиций, которой мне пришлось командовать, и я их просто прикарманил), миниатюрный яхтенный гирокомпас – таких, между прочим, на наших судах не устанавливали. Имелось и оружие – пистолет Стечкина с лазерным прицелом, в деревянной кобуре, маленький браунинг – оба с запасными обоймами, два помповых ружья и около сотни патронов к ним. Здесь же лежал и автомат – подарок Ятэра – с тремя запасными магазинами. Тут же было несколько увесистых холщовых мешочков.
В одном из них был мой золотой запас, в других – патроны к автомату в количестве трех сотен штук, – их мне как-то удалось выпросить у Ли.
Кроме этого там было еще то, что, пожалуй, стоило дороже всего перечисленного.
В коробочке из тонкого, но очень прочного пластика канареечного цвета в гнездах располагались небольшие ампулы непривычной тупоносой формы, вроде пистолетных патронов. Там, где тельце переходило в скругленную головку, проходил серебристый ободок. И все. Больше никаких обозначений, букв, символов. Однако всякий из нас великолепно знал, что внутри было самое сильное лекарство, быть может, из всех, когда-либо изобретенных родом людским. Откуда берется это лекарство, из какого времени и мира – нам было неизвестно. Но зато прекрасно было известно, что оно могло исцелить рак в последней стадии и помочь приживить свежеоторванную ногу или руку, залечивало переломы позвоночника и пробитые черепа – да так, что не оставалось никаких последствий. Оно заживляло самые тяжелые раны и ожоги, могло даже воскресить пораженный радиацией организм. Против него равным образом были бессильны СПИД, бешенство, проказа и чума. Не зря его называли в нашем кругу «эликсиром жизни», или кратко – «эликсиром».
Но было одно «но». Уже после одной ампулы могла возникнуть жуткая наркомания, против которой не могло помочь уже ничего. Человек испытывал ни с чем не сравнимые муки, и их можно было остановить только дозой все того же эликсира… на пару часов. Даже магия не помогала, и мне довелось однажды услышать от ее знатока, колдуна шестой степени посвящения, что это вещество каким-то образом поражает астральное тело человека, да так, что даже в Мирах Левой Руки чародей бессилен спасти несчастного…
Выбрав из кучи барахла длинный и просторный плащ, висевший на мне как на пугале, я сбросил камзол и рубаху и принялся собираться.
Приборы ночного видения, запасные магазины и мешочки с патронами я приклеил скотчем на голое тело. Сверху вновь натянул рубаху и камзол и еще кожаную безрукавку, чтобы хоть немного скрыть выпирающие за пазухой предметы. В карманы безрукавки рассовал обоймы. Гирокомпас, радар и «Стечкин» повесил на шею, примотав патронташем.
Разобранные ружья и АК засунул в заблаговременно пришитые петли на подкладке плаща, в карман которого положил драгоценный эликсир. В другом кармане лежал поставленный на боевой взвод браунинг.
Накинув плащ, прошелся туда-сюда по каюте, заглядывая в зеркало.
Вроде нигде ничего не выпирало и почти не брякало. Чтобы замаскировать звон, демонстративно повесил на пояс оттягивающий ремешок кошель.
На поясе же пристроился абордажный кортик – чтобы отбить охоту у кого бы то ни было на этот кошелек покуситься.
Общий сбор был назначен возле маленькой, почти покинутой часовни духов – покровителей человеческой печени на окраине. Подобных культовых сооружений тут немало – есть посвященные покровителям костей, желудка, кишок и даже духам – защитникам от зубной боли.
Когда я появился у этого скособоченного, ветхого каменного сооружения, строитель которого явно был не силен в архитектуре, все наши были уже в сборе. Наша группа производила впечатление, надо сказать, довольно странное – во всяком случае, так мне показалось. Вроде бы ничего особенного: несколько человек в длинных плащах, кучкой стоящие у древней часовни, но все-таки что-то было в лицах и даже позах моих товарищей…