Отчасти мы задержались еще и поэтому.
На двадцать второй день мы не без сожаления отплыли от гостеприимного берега.
А часа четыре спустя, уже на подходе к порталу, когда берег исчез за горизонтом, в мою каютку ворвался Секер Анк и потащил, ни слова не говоря, на бак, где уже собрались все наши.
То, что они рассматривали, было действительно, мягко говоря, странным.
В крошечном закутке рядом с камбузом, скорчившись, лежал нагой человек.
На его спине, по обе стороны хребта, жутко краснели живым мясом две широкие полосы срезанной кожи.
Мы уже знали, что так здесь казнили разбойников и отцеубийц. И тех, кто грабил храмы. И рабов, поднявших руку на жестокого хозяина. И тех, кто вступался за жен и дочерей, когда их уводили за долги в рабство, тоже казнили именно так.
Осторожно подняв его, мы водрузили слабо дернувшееся тело на импровизированные носилки из куска парусины и вынесли на палубу.
При свете дня мы разглядели, что он был еще молод, лет тридцать или около того, темноволосый, сухой и жилистый, со следами шрамов на груди и боках. Было очевидно, что он уже не первый час был без сознания, только дыхание, с хрипом вылетавшее из воспаленного рта, и подергивающиеся веки свидетельствовали, что он еще жив.
Было совершенно непонятно, если только ему кто-то не помог, как он после подобной пытки ухитрился сбежать, да еще каким-то образом незаметно проникнуть на наш корабль.
Мы стояли и не знали, что делать, когда вдруг Таисия сбежала вниз и появилась через пару минут, протягивая Дмитрию знакомую тупоносую ампулу.
Думаю, в наших головах промелькнула одна и та же мысль: быть может, именно этой ампулы и не хватит в самый критический момент.
Но никто не высказался вслух. Мидара коротко кивнула, и Дмитрий надавил на ободок лезвием ножа. Крышечка с тихим треском отделилась от ампулы. Осторожно он опрокинул кроваво блеснувший в закатных лучах цилиндрик, и на его ладонь выкатился серовато-зеленый шарик содержимого. Вот еще интересно: пока средство было внутри ампулы, оно вело себя как обычная жидкость, но, покинув ее, собиралось в шарик, подобный ртути.
Шарик скатился в приоткрытый рот умирающего. Он всосется в слизистую за пятнадцать минут. Тоже странно – ведь коллоид почти не растворяется в воде и не впитывается в кожу.
Шли минуты. Мы внимательно смотрели на лежащего перед нами человека.
Если лекарство подействует не так, как надо, удар кинжала в сердце будет наиболее милосердным поступком. Я подумал еще, что никогда не видел, как эликсир действует. Вообще это средство старались как можно реже применять.
Прошло менее получаса, и в состоянии спасенного начались заметные перемены.
Он весь густо покраснел как рак, потом побледнел до синевы – и так еще несколько раз, по телу одна за другой побежали мелкие судорожные волны, пульс на шее бешено забился…
А потом раны начала заливать какая-то густая клейкая белая жидкость, при этом над ними как будто заструилась синеватая дымка. Нам почему-то захотелось отвернуться.
Еще через час он уже ровно дышал, погруженный в глубокое забытье, и было заметно, что он похудел.
Вся спина покрылась твердой розовой коркой.
Тем временем на горизонте появились двигающиеся в нашу сторону паруса двух судов. Вряд ли они гнались за нами, но испытывать судьбу у нас не было никакого желания. Мы быстро запустили двигатель и двинулись курсом на портал. Через час мы уже пересекли границу между мирами.
А сутки спустя спасенный нами открыл обведенные черными кругами глаза, осторожно приподнялся, с недоумением оглядываясь (при этом короста рассыпалась в пыль, явив нашим взорам сизо-красную здоровую кожу), и уставился на нас с выражением откровенного страха на заросшей физиономии…
Наша находка нас заметно разочаровала. Как выяснилось, он не был ни рабом, взбунтовавшимся против жестокого господина, ни защитником чести сестры или невесты. Слава всем богам, не был он и головорезом и не проливал родную кровь. Был он обычным вором (честным вором, как он особо подчеркнул), никого не убивал, и по закону полагалось бы ему самое большее – кнут и галеры. Но вот случилось ему по ошибке похитить золото, принадлежавшее храму Хозяина Пустыни, кстати, не имея даже представления, кому принадлежит украденное добро.
И вот его схватили, подвергли пыткам и должны были утопить в море.
Как он убежал и каким образом незаметно попал к нам на корабль, Тронк совершенно не помнил. Я был склонен в этом усомниться, как, впрочем, и во всем остальном, но не допрашивать же его с пристрастием?
Посовещавшись, абсолютным большинством голосов – семь за, одна Таисия воздержалась – мы решили не брать его с собой, а высадить в ближайшем более-менее пригодном для нормальной жизни мире. И вот на тебе…
Впрочем, продолжу рассказ о месте, где мы оказались.
Хозяин наш, как уже говорилось, принадлежал к многочисленному, древнему, богатому и знатному роду, более того, как старший среди его мужчин, являлся его единоличным главой, обладая заметной властью в семейных делах. Своего рода современный патриарх.
При этом свою власть главы семьи он осуществлял, как я понял по нескольким мимолетным эпизодам, твердо и неукоснительно. (Это заставляло меня по-тихому сочувствовать местным жителям – если уж наш хозяин таков, то каково тем, кто живет под властью каких-нибудь замшелых ретроградов?) Особенно если учесть, что от власти главы семьи тут не освобождало ничего: ни совершеннолетие, ни почтенный возраст, ни высокая должность и звание, ни даже титул – и пожалованный во дворянство продолжал подчиняться своему отцу или деду – простолюдину. Кстати, отчасти еще и поэтому мы оказались в доме академика, дяди адмирала, а не угодили в какую-нибудь секретную военную тюрьму для особо подозрительных личностей.
Ведь именно к этому роду принадлежал командир эскадры, на пути которой в недобрый час оказался наш корабль. Кроме него в составе рода числились еще один адмирал, пара министров и еще многие чиновники и офицеры рангом пониже. Впрочем, хватало также обычных торговцев, были даже мелкие хуторяне. Хозяин наш, как и некоторые его младшие родственники, носил титул герцога. Кстати, о титулах и не только о них.
Иногда лингвестр, не мудрствуя лукаво, переводил титулы дословно, исправно выдавая царей, королей, графов, маркизов и разных прочих князей.
Случались, правда, и накладки, и тогда появлялись всякие бояре, самураи, барласы, а то и – «лютые звери», «непреклонные мечи» и «бестрепетно-плюющие-в-лицо-трусливой-смерти-бегущей-от-их-взгляда».
Хуже, когда степени и ранги шли вообще без перевода, и тогда было крайне трудно понять, кто перед тобой, как к нему относиться, чего ожидать и кому в случае чего жаловаться.
Другой отрицательной особенностью общения с помощью лингвестра было то, что в разных языках слова имеют самую разную длину.