Во всем дворце была только одна вещь, символизирующая окончательное торжество победителей. Статуя ставшего безымянным бога каоранцев, разбитая и поверженная, лежавшая в Тронном зале дворца, так что каждый раз, садясь на престол, монарх попирал ее ногами, тем самым лишний раз торжествуя над сгинувшим народом. Это был единственный уцелевший до сего дня предмет из столицы – тоже теперь безымянной – Каорана. Теперь на ее месте лишь оплавленные камни и спекшаяся земля – именно там была испытана первая атомная бомба, а еще спустя несколько лет – водородная…
Кроме всего прочего, в этом дворце стояли единственные на планете гравитационные лифты, шахты которых возвышались над крышами как башенки минаретов.
– Хорошо бы захватить с собой такой движок, – поделился я как-то с Дмитрием своим заветным желанием, когда мы как раз смотрели очередной выпуск местных известий.
– Не смеши, – ответил он. – Самый легкий из них весит тысячу пудов. Да еще реактор к нему. Ты чего-нибудь понимаешь в нуклонной технике?
Я промолчал тогда в ответ, и не без причин.
В кофре с моим барахлом уже лежали три книги, посвященные конструированию антигравитационных машин и теории гравитации. Там же лежал букварь для самых маленьких, где слова и буквы пояснялись картинками. Книги тут давно уже печатали на пластиковых листах, но букварь был ветхий, на бумаге из целлюлозы.
С его помощью, как я надеялся, у меня на родине сумеют рано или поздно расшифровать мудреные книги. Я захватил и лазерные диски, но опасался, что у меня дома не смогут раскодировать здешнюю систему записи.
Зачем я это делаю и стоит ли вообще затевать что-то подобное, я пока точно ответить не мог. Даже себе самому.
Хлопнула дверь, и вместе с Рихардом и его сестрой ввалился Ингольф, нагруженный двумя сумками.
– Пива хочешь? – спросил Ингольф.
– Меня скоро начнет тошнить от пива, – сообщил я.
– Ну, как знаешь… – Помахивая бутылками, скандинав отправился к себе в компании с Рихардом.
Ильдико осталась.
– Я вот чего хочу сказать, – сообщила мне она, присаживаясь. – Я в детстве слышала сказки про путешествия в волшебные страны за невидимой завесой, откуда приходят феи и эльфы… И еще читала романы, где волшебники туда летают и всяких рыцарей туда же отправляют бороться со злыми колдунами, ну и все такое… Я почему-то долго верила, что это правда. Надо мной даже Рихард смеялся. А теперь вот оказалось, что я права.
– Не знаю, – устало пробормотал я. – Ни фей, ни эльфов нам не попадалось. Вот злых колдунов приходилось видеть, и не единожды. Даже подружился с одним.
Ильдико с некоторым боязливым удивлением посмотрела на меня:
– А еще мне отец рассказывал – я вот только теперь это вспомнила… Он, когда еще был совсем молодой, плавал с рыбаками к Исландии. И однажды в шторм увидел странный корабль – шесть мачт, паруса непонятно какие, и больше любого галеона. А на палубе огни горят ярко, почти как молнии, – так мне отец говорил.
Я пожал плечами: мол, все бывает…
А про себя подумал, что, видимо, это был обман зрения, если, конечно, Ильдико ничего не путает или даже не придумывает. Такого размера кораблей у хэоликийцев не было – просто потому, что открыть портал для них было бы практически невозможно. Но, вдруг пришло мне в голову, быть может, не одни мрачные чародеи из мира, о котором известно лишь то, как он называется, обладают способностью преодолевать барьеры между вселенными? Может, есть еще кто-то, о ком мы не знаем, или знание это скрывалось нашими хозяевами?
Не исключено, что именно отсюда пошли все истории о «летучих голландцах», о странных кораблях, время от времени попадающихся на морских путях и даже пристающих к берегу. И если так, все рассказы старых моряков о людях, которым будто бы довелось служить на подобных судах и посещать неведомые земли, – вовсе не байки пьяных матросов. И легенды о волшебных странах – тоже отражение когда-то реально случившихся путешествий?
И наконец, – быть может, не все наследие Древнейших мертво?
Вдруг где-то существует цивилизация, сохранившая хотя бы малую толику живой мудрости этих загадочных существ?
Хотя, если честно, – нам сейчас не до тайн и загадок мироздания. Жизнь не позволяла нам особо отвлекаться. Мы пробыли в этом мире не так много времени по календарю, но в эти недели оказалось втиснуто так много событий!
Словно в этом мире космических скоростей и время тоже бежало быстрее, чем там, где на море безраздельно господствует парус, а самый быстрый транспорт – резвый конь…
В шестом по счету после бегства из Роттердама мире мы были вынуждены сделать остановку. Стало ясно, что мы уклонились в сторону от необходимого курса. Кроме того, у нас возникло изрядное сомнение, что шхуна переживет хотя бы один шторм. Да и без шторма наше корыто безбожно текло. Двух наших помп, старой деревянной и снятой с броневика, с трудом хватало, чтобы откачивать воду из трюма. Даже то, что, помучившись, мы кое-как соединили одну из них с движком, не помогло. Дальше – больше. Планшетка начала врать – а может быть, мы перестали понимать ее указания или оказались в совсем уж гиблом отрезке мироздания. Броски выносили нас совсем не туда, куда планировалось, карта выдавала совсем уж дикие маршруты с десятками промежуточных пересадок.
Поневоле мы должны были сделать остановку и заменить корабль или хотя бы капитально его отремонтировать, а заодно – и сориентироваться получше.
То, что мы ошиблись в выборе мира, стало ясно уже через несколько часов, когда мимо нас протащился трехпалубный пассажирский экраноплан, воздушный поток от винтов которого заставил наш кораблик подпрыгивать на волне.
А когда наступила ночь, в небе я увидел наглядное доказательство того, что цивилизация эта давно стала космической. Среди ярких звезд медленно ползла крошечная, ярко-серебристая луна. Не точка, не звездочка, как выглядели космические аппараты моего мира, а что-то и в самом деле очень большое. Обычные спутники, кстати, тоже здесь были, и в немалом количестве.
Несколько раз мы замечали нечто вообще ни на что не похожее – летательные аппараты, формой похожие на сплюснутую под прессом толстую морковку, на углах которых трепетали шары синевато-бледного огня.
Что же до размеров, то чаще всего они напоминали небоскребы – такие странные небоскребы, которым вздумалось полетать в небесах.
А однажды в небе пронеслось какое-то шарообразное тело, все окутанное таким же синеватым пламенем, стремительно уменьшаясь в размерах, и растаяло у горизонта.
От всего этого поневоле становилось тревожно.
Будь у нас радиосвязь, можно было бы узнать хоть что-то. По крайней мере, попытаться угадать. Вдруг тут говорят на знакомых нам языках или хотя бы похожих? Запоздало я корил себя за то, что не догадался снять рацию с амфибии.
Правда, меня несколько успокаивала мысль, что такой высокоразвитый мир должен быть достаточно гуманным. По грубой прикидке, он опережал тот, откуда происхожу я, лет на сто, может, чуть меньше. Значит, рассуждал я, тут или довольно либеральный социализм рядом с таким же либеральным капитализмом, либо просто либеральная демократия с политкорректностью.