Из примеров Макса и Антонеллы мы видели, как ребенок идентифицируется с бабушкой или дедушкой, предоставляя им, таким образом, место в системе. Макс идентифицировался с дедушкой и воспринимал свою мать как собственного ребенка, пытаясь взять часть ее боли на себя.
Возвращая дедушку в семью через внука, коллективная совесть заботится о том, чтобы ни один член семьи не был забыт. Однако это расходится с законом Священного Порядка, в соответствии с которым ребенок должен быть «маленьким», а мать – «большой».
Налицо конфликт. Ребенок из любви к родителю соглашается взять на себя часть его бремени. Однако даже если он берет на себя лишь малую толику родительских проблем, роли меняются. Ребенок становится «больше», чем родитель, и это ведет к нарушению Священного Порядка.
Коллективная совесть не учитывает интересов ребенка и не заботится о том, чтобы он стал зрелой личностью. Ребенок становится заложником ситуации. Ему чрезвычайно трудно вырваться на волю, потому что если он не будет страдать за родителя, то будет чувствовать себя виноватым. Для него это равносильно предательству.
И все же прожить чужую жизнь невозможно. Никто не может нести бремя другого человека, несмотря на то, что каждый ребенок, побуждаемый глубоким первобытным инстинктом выживания – потребностью в принадлежности, – стремится это сделать. Слепая любовь к родителям, его глубочайшая биологическая привязанность к матери и отцу настолько сильна, что порой ребенок готов за своих родителей даже умереть.
Мы называем подобное явление «слепой любовью», потому что ребенок не видит тщетности своих усилий. Он не способен осознать и принять тот факт, что каждый должен сам разбираться с собственной жизнью, насколько болезненным это ни было бы.
Этим дети отличаются от взрослых. Вырастая, мы начинаем понимать, что каждый из нас – уникальная, отдельная личность, которая не может и не должна жить чужой жизнью. Но, как я уже говорил, дети живут в мире фантазий, и каждый ребенок верит в чудо, в то, что он сможет облегчить боль родителей, взяв часть их забот на себя.
Результат заблуждений всегда один и тот же: вместо того, чтобы уменьшаться, страдания лишь удваиваются. Теперь уже страдает не один человек, а двое. Взяв на себя материнскую боль, ребенок лишает мать возможности повернуться лицом к собственным страданиям и стать благодаря этому сильнее и мудрее. И, кроме того, он не осознает, что мать любит его и не желает ему той боли, которую пришлось пережить ей самой. Его страдания не только бесполезны, но и усиливают материнскую боль.
Во время расстановки одного нашего клиента, у которого есть жена и ребенок, стало очевидно, что он стремится уйти из семьи и быть со своим отцом. Отец клиента совершил самоубийство, когда тот был маленьким мальчиком. Здесь мы вновь сталкиваемся с уже знакомой моделью, когда ребенок пытается взять на себя часть боли отца. Но заместитель, исполнявший роль отца и осознававший, что происходит, разозлился. Он не хотел, чтобы сын страдал за него или как-то вмешивался в его личную судьбу, и все время подталкивал сына обратно в его семью.
Понимание тщетности усилий является огромным шагом на пути от слепой любви к любви более осознанной. В контексте Семейных расстановок, действуя из слепой любви, ребенок может сказать: «Дорогая мама, ты так страдала, теперь я несу твою боль за тебя». Однако если любовь ребенка станет более осознанной, то его слова будут другими: «Дорогая мама, я благодарю тебя за то, что ты дала мне жизнь, и за все, что ты для меня сделала. Я знаю, что тебе пришлось пережить много боли. Я возвращаю тебе твою боль и разрешаю тебе самой во всем разобраться».
Вот более зрелый и здоровый подход. Но эти слова не должны произноситься холодным, отстраненным тоном, как будто мы хотим избавиться от матери и ее проблем. Только искренность и любовь помогут нам вернуть родителям их бремя, иначе ничего не изменится.
Возвращать родителям их боль чрезвычайно трудно. В этот момент ребенок сталкивается с глубочайшим чувством вины, поскольку в нем есть сильное стремление принадлежать матери, быть с нею рядом. Не помогая матери нести ее бремя, ребенок автоматически оказывается виноватым. Более подробно о чувстве вины мы поговорим в следующей главе.
Итак, во время расстановок мы пытаемся понять, насколько клиент готов сделать шаг от слепой любви к любви осознанной и вернуть родителям их бремя. На это требуется немало усилий. Взяв на себя боль и страдания наших родителей, мы чувствуем глубокую связь с ними и ни за что не хотим ее разрывать. Никому не хочется остаться в одиночестве. Но в тот момент, когда мы скажем родителям: «Я оставляю это вам. Я благодарен вам за все, что вы для меня сделали», – мы действительно окажемся в одиночестве.
Нет иного способа расти. Когда мы испытываем глубокую благодарность по отношению к родителям и говорим им, что они сделали для нас все, что могли, тем самым мы сообщаем им, что больше не нуждаемся в их поддержке. Однако в глубине души нам не хочется покидать уютное родительское гнездышко. Под крылом у матери и отца не так страшно. И хотя там ужасно душно, мы не торопимся учиться летать. У нас нет особого желания занимать принадлежащее нам по праву место в этом мире. Уж лучше остаться незрелой, инфантильной личностью, несмотря на недетский возраст.
Ощущение самостоятельности и твердой почвы под ногами дает нам огромную силу. Но чтобы разорвать связь с родителями и затем вновь строить с ними отношения уже на основе осознанной любви, нужно быть очень смелым.
Мы видели, что с помощью вины совесть заставляет человека вести себя в соответствии с правилами того общества, к которому он принадлежит. Чувство вины – это осознаваемое нами чувство, оно возникает внутри нас, когда наши поступки выходят за рамки принятого в нашем сообществе поведения.
Мы также обсудили и то, что вина помогает нам соблюдать равновесие между «брать» и «давать». Например, если я кого-то обидел, то чувствую себя виноватым до тех пор, пока не найду способ как-то компенсировать нанесенный урон. Неотступное чувство вины говорит о том, что я все еще не взял на себя ответственность за свои действия и не восстановил баланс.
В соответствии с законом равновесия, лучше всего в данной ситуации признаться в том, что мы совершили, согласиться с тем, что мы виноваты, и сделать что-то, чтобы восстановить баланс. Это можно назвать ответственностью. Восстановление баланса может выражаться по-разному. Например, мы можем задержаться на работе допоздна, чтобы исправить ошибку, допущенную нами по халатности. Или, несмотря на то, что это не входило в его планы, мужчина может согласиться стать отцом, узнав, что женщина, с которой у него были отношения, беременна от него.
Если мы берем на себя ответственность, или, другими словами, если мы признаем свою вину, то, как ни парадоксально, чувство вины перестает нас преследовать, и мы испытываем облегчение. Нужно понимать, что именно мы должны разбираться с последствиями собственных действий. Никто другой не виноват в том, что с нами произошло: ни учителя, ни партнеры, ни родители. Когда мы оправдываемся или перекладываем вину на другого, мы пытаемся сделать вид, что не виноваты, и уйти от ответственности. Мы хотим избавиться от чувства вины и при этом ни за что не платить.