Разрешить этот конфликт можно было только через признание и проявление уважения по отношению к христианам, пострадавшим во время переворота, и в то же время через уважение того горя, которое пришлось перенести семье отца Бану. Это помогло бы клиентке отойти в сторону и больше не вовлекаться в конфликт. Таким образом расстановка показала причину, по которой мужчины постоянно бросали Бану. Она несла в себе чувства своих предков, которым пришлось покинуть свой дом в Греции, и делала это для того, чтобы привлечь внимание отца.
На глубоком уровне работу с этой семьей следовало продолжить и дать возможность мусульманам и христианам посмотреть друг на друга, а также на жертв, погибших в их войне.
В моей практике было немало похожих случаев. У меня были клиенты с Тайваня, в чьих семьях произошел раскол во время войны между националистами и коммунистами. Я работал с клиентами – вьетнамцами французского происхождения, чьи семьи до сих пор проигрывают конфликт между французскими колонистами и вьетнамскими националистами, а также с клиентами из Северной Ирландии, в чьих семьях до сих пор борются между собой католики и протестанты.
Каждый раз, когда мы имеем дело с противостоянием, клиентам необходимо осознать, что в их семье в той или иной степени представлены обе стороны. Глубина конфликта зависит от того, настолько сильно одна из сторон подавляется, и насколько полно память о ней вытесняется из семейной истории. Воюющие стороны могут прийти к истинному согласию и обрести покой, только если мы объединим их в своем сердце.
Помочь нам в данном случае может небольшая медитация, предложенная Бертом Хеллингером. Я представляю ее здесь в слегка измененном виде.
Сядьте удобно, закройте глаза и представьте себе ваш семейный конфликт. Он может охватывать несколько поколений.
Определите двух родственников, которые не любят друг друга больше всего, и посмотрите на них: сначала на одного, потом на другого.
Отметьте, возникают ли у вас какие-либо чувства или мысли в тот момент, когда вы занимаете чью-то сторону. Не торопясь, отыщите в своем сердце место для обоих родственников, особенно для того, кто представляет нацию или религиозную группу, которую вам особенно трудно принять, которую вы осуждаете.
Теперь представьте, как обе стороны встречаются в вашем сердце и становятся одним целым.
Хеллингер обнаружил, что диагноз шизофрении чаще всего связан с фактом убийства, имевшим место в семейной системе. Больному приходится представлять собой сразу обе стороны: и убийцу, и жертву, переходя от одной идентификации к другой. Чтобы исцелить ситуацию, необходимо обнаружить и признать факт убийства. Это поможет клиенту перестать идентифицироваться и позволит обеим сторонам встретиться друг с другом.
Терапевту, имеющему дело с динамикой жертвы и преступника, бывает трудно избежать преждевременных суждений. Тем не менее, он не должен принимать ничью сторону. Его задача – постепенно расширять пространство расстановки так, чтобы включить в картину семьи обе на первый взгляд диаметрально противоположные стороны. Это значит, что ведущий должен заранее проработать динамику собственной семьи и достичь той степени любви и свободы, когда он сможет воспринимать все происходящее спокойно, без осуждения. Иначе он не имеет права работать.
В то же время терапевт должен быть готов к сопротивлению, возникающему у клиента, который считает абсолютно неприемлемым принимать и уважать своих врагов. Часто мы наблюдаем, как непросто клиентам из немецких семей включить в свою систему нацистов. С современным отношением немцев к Третьему рейху им даже сейчас тяжело признать эту часть своей истории и принять тот факт, что сами они тоже немцы. Многие просто пытаются забыть о том, что было. Им легче пребывать в иллюзии, что ничего не происходило. Однако во время расстановки мы просим их обратиться к заместителям нацистов и произнести следующие слова: «Мы должны всегда помнить о вас, чтобы избежать повторения подобных событий в будущем». Так мы завершаем конфликт и не позволяем ему влиять на будущее.
Кстати, Хеллингер – немец по происхождению. И его открытия вызывали у немцев неоднозначную реакцию. Особенно те, где Хеллингер описывает природу коллективной совести и требует включать в систему всех без разделения на «хороших» и «плохих», без суждений о том, кто вел себя приемлемо, а кто нет, без попыток замазать основную динамику семьи социально приемлемой косметикой.
Многим трудно понять его нейтральную позицию. Но он ничего не придумывал и не изобретал, так устроена жизнь. В расстановках мы часто сталкиваемся с тем, что наиболее глубокое исцеление происходит благодаря преступникам, а не жертвам, поскольку первые всегда исключаются из системы. И чем сильнее мы их осуждаем или отрицаем их существование, тем чаще мы воспроизводим их поведение. Коллективная совесть не позволяет нам о них забыть. Именно поэтому сейчас в современной Германии мы наблюдаем подъем неонацистского движения.
Обидой или отрицанием мы не сможем завершить конфликт, в который были втянуты наши предки.
Большинство из нас воспринимают жизнь и смерть как два противоречащих друг другу явления. Мы думаем о смерти как о катастрофе, которой нужно избегать, и чем дольше, тем лучше. Лишь некоторые из нас относятся к смерти спокойно. Мы либо игнорируем ее неизбежность и стремимся жить так, как будто смерти вообще нет, либо живем в постоянном страхе перед ней. И мы четко делим членов семьи на тех, кто уже мертв, и на тех, кто еще жив, не осознавая, что для коллективной совести этого разделения не существует, хотя очевидно, что живые и мертвые принадлежат к разным мирам.
Если мы оставим в стороне наше нежелание сталкиваться со смертью, то ясно увидим, что все жившие до нас продолжают играть важную роль в существующей ныне семейной системе и влиять на жизни следующих поколений.
Это, возможно, одна из причин, по которой во всех примитивных племенах существует культ предков. Нецивилизованные люди обладают интуитивным знанием о том, что мертвые продолжают управлять нашим поведением. В этих племенах понимают, что умершие не уходят бесследно: все, что происходило при их жизни, является частью жизни их потомков, а любые события, имевшие место в прошлом, продолжают влиять на все, что происходит сейчас.
Расстановки показывают, что наши предки оказывают на нас влияние. Во время сессии мы также видим и то, позитивно ли их влияние или негативно. Качество их влияния зависит от того, как мы к ним относимся.
Допустим, у вас есть дядя, умерший в довольно молодом возрасте. Если вы хотите, чтобы его влияние на вас было позитивным, то вашему отцу необходимо признать его как своего брата, умершего в молодом возрасте, принять его судьбу и от всего сердца с ним проститься. С другой стороны, если ваш отец по какой-то причине игнорировал вашего дядю, или остальные члены семьи забыли о его существовании, он может влиять на вас негативно. Ведь в соответствии с законом коллективной совести у всех есть равное право принадлежать к системе, и для того, чтобы соблюсти закон, коллективная совесть может выбрать вас в качестве заместителя своего забытого дяди.