Бледный франк слабо улыбался:
– Вот схожу в вашу эту баньку, отъемся – и поглядим, кто из нас рыцарь, а кто только притворяется. Азамат, ты жив! Дмитрий!
Ярилов оглядел шумящую толпу. Спросил, боясь ответа:
– Где Анастасия?
– Откуда мне может быть это известно, брат? – удивился Анри. – Ведь я был в плену и не мог участвовать в поисках принцессы Добриша.
– Тьфу ты. Где Антон?
– Так здесь был. Он – большой молодец и настоящий воин, не поддавался унынию и воодушевлял всех, даже меня…
Дмитрий уже разглядел. Шёл, расталкивая обнимающихся, смеющихся, плачущих людей – к ней.
Подошёл со спины, развернул к себе, обнял. Княжна затихла, уткнулась в грудь. Прошептала:
– Я знала, что ты придёшь за мной, мой князь. Верила.
Ярилов снял с девушки войлочный колпак, погладил немного отросшие золотые волосы. Улыбнулся:
– Ну вот, я думал, ты уже с косами.
– Будут для тебя косы, князь. Всё будет.
Приподнялась на цыпочки, поцеловала в губы.
Хорь тем временем выпытывал у Азамата:
– Я-то уже воевода, сарашей в бой водил, а ты хоть беком-то стал? Или плохо служил монголам, не удостоился?
Азамат молча ухмылялся.
Франк с облегчением растёр освобождённые наконец руки, распрямился – и охнул:
– Что я вижу! Пока я отсутствовал по печальной причине, дюк Дмитрий, как это у вас говорят, начал вставать с петухами!
Хорь присвистнул:
– Тю, досиделся ты в заточении, франк. Последний ум из тебя татары выбили. Что ты имеешь в виду?
– А то, что наш брат стал содомитом. Я не верю своим глазам: он целуется в губы с княжеским библиотекарем!
Хорь развернулся, открыл рот и замер. Азамат снял малахай, растерянно почесал бритую голову.
Так и стояли, когда Дмитрий подвёл девушку и сказал:
– А вот и княжна Анастасия. Отыскалась наконец-то.
Хорь хлопнул себя по лбу и закричал:
– А я ведь чувствовал: что-то не то! Сразу неладное заподозрил.
– Так уж и неладное, дядя Хорь? – игриво улыбнулась княжна.
И они ушли – под руку.
Азамат посмотрел князю и княжне вслед, пожал плечами:
– Ничего не понял. Какой библиотекарь?
– Потом расскажу, – отмахнулся бродник.
Тамплиер рухнул на колени, забормотал молитву на латыни. Потом сказал по-русски:
– Ужасно, ужасно. Ты прав, брат Хорь: я не достоин звания рыцаря-тамплиера. Я – безнадёжный грешник.
– Почему грешник? – усмехнулся Хорь. – Просто слепошарый и бестолковый. Ты же с ней столько дней вместе, а не догадался.
– В том-то и дело, – заторопился Анри, – понимаешь, брат Хорь, я ведь в плену спал с ним… то есть с ней рядом, укрываясь общим рубищем. А по уставу тамплиеров даже разговаривать без достойной причины с женщиной греховно! Наш капитул, узнав о таком, может даже выгнать меня из ордена.
Хорь захохотал:
– Конечно, выгонит! Только не за нарушение устава!
– А тогда за что? – озадаченно спросил тамплиер.
– Да за то, что ты – пентюх безнадёжный, а не боец! С девкой ночевать и хотя бы не пощупать – это ж надо ухитриться, ха-ха-ха!
* * *
Оккупанты основательно загадили скромные княжеские палаты, и невесть откуда появившаяся бывшая челядь торопливо наводила порядок. Побратимов проводили в менее пострадавшую дальнюю комнату, втащили дубовый стол (степняки предпочитали есть, сидя на коврах). Поставили кувшин с медовухой, блюдо с убоиной.
– Прости, князь, ничего нет больше. Всё басурмане поганые разграбили, винный подвал – пустой…
– И на этом спасибо. Оставьте нас одних, прислуживать не надо.
Холоп удивился (где это видано, чтобы князь без слуг трапезничал?), растерянно кивнул и вышел, прикрыв дверь.
Дмитрий разлил тягучую жидкость по разнокалиберным кубкам, сказал:
– Выпьем, братья, за нашу дружбу. За то, что мы снова вместе. И за освобождённый Добриш.
Звякнула опорожнённая посуда, потянулись руки к дымящемуся мясу. Какое-то время молчали, и только четыре пары крепких челюстей работали безостановочно.
Хорь вдруг засмеялся, чуть не подавившись.
– Ты чего, бродник?
– Представляю, какая рожа была у Азамата, когда он увидел Дмитрия у ворот! Как ты догадался уйти из башни? Чудом ведь жив остался.
Половец улыбнулся:
– Да я стал таким счастливым, что растерялся. Одно думал: надо коня привести, брата обрадовать. Это и спасло.
– А ты чего мрачный? – бродник хлопнул франка по спине. – Я ж тебе сказал: целы твоего магистра медяшки, я их берёг пуще своего здоровья. Или ты переживаешь, что не поучаствовал в штурме? Ничего, жизнь длинная, хватит и твоему мечу вражьей крови.
– Я очень благодарен тебе, да и всем вам, братья. И за спасение из плена, и за то, что мои медные листы сохранили. Другое гнетёт меня.
– Ну так скажи, что именно.
Тамплиер бросил обглоданную лопатку на блюдо, повернулся к Дмитрию:
– Я не понимаю, как так можно: без суда, без расследования – казнить дюка Святополка?
Час назад ликующие добришевцы стихийно собрались на центральной площади перед каменной церковью. Духовник Тимофея наскоро провёл службу в благодарность за избавление города от ворога, славя нового князя – Димитрия. Туда же притащили связанных пленников, среди них – монгольского тысячника Цырена и князя-узурпатора Святополка.
Был здесь и перепуганный араб из монгольского посольства, но его спас Азамат, велев освободить.
Народ плевал в захватчиков, кидался грязью; особенно усердствовали рыночные торговки и какие-то старушки, норовящие выцарапать глаза. Кричали:
– Суди их, князь!
Дмитрий вышел вперёд. Поднял руку – толпа угомонилась, притихла.
– Ответь, монгол, зачем на нашу землю пришёл, смерть и горе принёс? Или звали тебя?
Цырен, сплёвывая кровь, прошипел:
– Тебе, урус, одна судьба – рабом быть у великого Чингисхана. Твоя жизнь – жизнь барана. Покоришься, тогда не зарежут.
Ярилов не стал вступать в полемику. Обратился к Святополку:
– А ты, князь, по какому праву добришский стол вознамерился взять? Твои слуги убили законного владетеля Тимофея, бесчинствовали, людей моих неправедно насильничали и грабили. Отвечай.
Святополк молчал. Дмитрий продолжил допрос:
– Уже за это ты достоин смерти. Но скажи мне: как ты степнякам покорился? Почему не стал город от врага защищать? Почему на колени перед татарами встал?