Незадолго до этого Ларис по заказу дяди Эдика сделала очень хороший густой холодец, затем дядя Эдик пропускал через него сверхвысокие разряды, так что добился электрической активности, полностью аналогичной той, которая происходит в мозге человека, согласно трудам Натальи Бехтеревой. Холодец он поместил в черепную коробку Николая и с огромным удовлетворением обнаружил усложнение его поведения – голем начал говорить. До этого Николай тоже говорил, но отдельные фразы, простые ответы на простые вопросы. После пересадки ему нового мозга из холодца Ларис Николай стал рассуждать. Он сказал:
– Я хочу работать. Работа – это рост.
«Папа» очень обрадовался этому результату, обнял Николая и сказал ему, что это правда и что он, дядя Эдик, обязательно найдет для Николая работу на ниве какой-нибудь новой науки.
Как раз в это время произошло пересечение болида с кортежем Путина на трассе. На сутки про голема дядя Эдик забыл. Результатом усложнения поведения Николая явилось то, что он обокрал «отца» и сбежал. Замок на сарае, где дядя Эдик держал Николая, был сорван. «Игорь» проник в дом, оттуда украл все деньги, которые там были, – пятьсот рублей. Взял сухари и бутылку водки, которую дядя Эдик купил как топливо для экспериментов. Затем Николай сбежал. В огороде за домом имелись следы голема – он прошел по огороду, перелез через забор из кроватей – его дядя Эдик иногда использовал для экспериментов с неограниченной проводимостью. Покинув двор своего создателя, Николай ушел в неизвестном направлении, то есть в том же направлении, в котором ранее улетел шарообразный аппарат дяди Эдика, также не имевший пределов скорости, как и болид, и также названный в честь Теслы.
Николая «доктор Франкенштейн» искал, а Ларис даже звонила в Абхазию родственникам, которые в свое время помогли найти ее корову. Но и там найти Николая не удалось. Он исчез.
От больших перемен пострадали дауншифтеры – Адель и Наденька. На Аибгу когда-то они приехали в поисках полного уединения для духовных практик. Дом Аделя и Наденьки кубаноиды сносить не собирались, он их планам не мешал. Но прямо рядом с ним должен был вырасти стадион на семьдесят пять тысяч человек. Уединение, тем более полное, в таком месте могло стать затруднительным. Адель и Наденька решили уехать, поискать новое место для духовных практик. Дауншифтеры стали собирать вещички.
На соседней горе, где греческая церковь, худому священнику потеющие в белых рубашках сообщили, что его мольбы, а также мольбы двух бабушек наконец были услышаны наверху. Священник очень удивился, что эту новость ему суждено узнать от кубаноидов. Они сообщили, что вместо ремонта аварийно опасной церкви есть возможность на ее месте построить монастырь, двери которого будут гостеприимно распахнуты для туристов. Священник предположил, что, по идее, прежде всего двери монастыря должны быть распахнуты для монахов. Главный потеющий сказал, что сделает все возможное в этом направлении, сделал пометки в своем блокноте и спросил священника, какой монастырь, на его взгляд, лучше сделать в плане интереса для туристов и каким бы ему самому монастырем хотелось бы руководить – мужским или женским? Священник растерялся, а пока он пытался взять себя в руки, ему сообщили, что, вообще-то, мужской или женский монастырь – без разницы, расходы те же, а построят монастырь, если что, таджики и узбеки, известные быстротой строительства православных объектов. Священник и тут начал было упираться. Но главный кубаноид сказал:
– Храм Христа Спасителя в Москве строили турки, и что? Ничего же, стоит.
Худой священник гневно отверг предложение возглавить новый комфортабельный монастырь с высоким доходом от туризма, который вырастет вместо аварийно опасной церкви, приносящей жалкий доход от покупки свечек бабушками. Худого священника после этого куда-то вызывали – по его церковной линии на самый верх – и сказали там ему, что на все, в том числе на Олимпиаду, воля Божья и надо ее благодарно принимать. Но и там худой священник стал спорить и старую церковь пока отстоял – такую, как есть – аварийную, намоленную. Как дальше сложилась судьба худого священника, Антон не узнал, он его так ни разу и не увидел: житие и тихие подвиги его Антону были известны по рассказам Ларис, которая священника уважала и говорила:
– Оф, бедный человек, такой худой, только молится и не кушает, как живет?
С кладбищем армян возникла проблема. На его месте, по планам потеющих, должен был возникнуть слалом-гигант. По названию его было понятно, что размером он никак не меньше кладбища, и поэтому разместить на одном склоне горы одновременно два этих объекта никак не получалось. Что-то надо было делать. Комиссия разработала план переноса кладбища сначала на другой склон Аибги, а когда выяснилось, что и на другой склон нельзя – там должен был вырасти слалом-супергигант, – появилась мысль о перемещении кладбища на другую гору, благо их, гор, в Кавказском хребте достаточно много. Однако у армян идея перезахоронения предков на другой горе вызвала сомнения. Когда зазвучало опасное слово «осквернение» – кубаноиды стали искать способ успокоить людей и как-то убедить их в необходимости переноса кладбища. Прошло несколько встреч в верхах, между печальными армянами и потеющими краснодарцами, в ходе которых последние пытались представить перенос не как осквернение, а как почетный ритуал, и приводили примеры даже – в ход пошел Шаляпин, «переехавший» из кладбища Батиньоль в Париже в Москву, на Новодевичье. Но армяне никак не соотносили ни себя с Шаляпиным, ни свое кладбище с кладбищем Батиньоль в Париже.
Тогда потеющие взяли паузу и хорошо изучили вопрос. Вскоре после этого представительная делегация гакающих неожиданно явилась на кофе к Ларис. Ларис была приятно удивлена и растеряна – у нее не нашлось даже настолько большой турки и столько одинаковых чашек для такого количества гостей, так что пришлось нескольким краснодарцам пить кофе из разных чашек и ждать второй турки. За кофе главный кубаноид сказал:
– Лариса Ардавастовна, мы знаем, что вы видите сны и среди местного населения ваши сновидения пользуются, так сказать, уважением. Мы хотим от лица губернатора Краснодарского края попросить вас. Вы же могли бы сказать населению, ну, что видели сон какой-нибудь. Хороший.
– Оф, могла бы! – радостно согласилась Ларис, еще не понимая, куда клонит потеющий. – Почему хороший сон не рассказать людям, мне разве жалко?
– Ну вот, – заулыбался Ларис главный кубаноид. – Ну так расскажите, что видели сон, что ваши, так сказать, предки, армянские, к вам во сне обращаются, к армянам. С просьбой перенести их, ну, чтобы не мешать большому празднику спортивному. Вы ведь тоже, армяне, любите большие праздники, свадьбы у вас, вон, по дорогам летают с аварийкой, как на пожар, и ничего же, все молчат, все понимают – у людей праздник, свадьба в жизни только раз, может, два, а может, три, но это, как говорится, не для нас. Олимпиада тоже не каждый год проходит, когда еще в следующий раз. Тем более вы, армяне, на кладбище от дома на руках носите, а на руках на соседнюю гору как? Напрямик же нельзя, через лес, а в обход путь неблизкий. Транспорт берем на себя. Можно позвать из Армении Дживана Гаспаряна, чтобы вам играл на дудуке. С банкетом тоже решим вопрос, для повторных поминок. Поговорите со своими. Никто же не просит вас вообще уйти. Просто, ну, немного подвинуться, чтобы вас не было видно. Понимаете?