Я заметил, как девчонки удивились. Признаться честно, я и сам оказался поражен этим рассказом автора, когда в первые читал рукопись. Это было незабываемо, и по всей видимости до сих пор. Алиса продолжала рисовать, и теперь ей кажется совершенно не мешало ни то, что я двигал ртом, шевелил губами, ни то что я время от времени пускал в её сторону клубки дыма. Вероника, завороженная моим рассказом, тихо попивала чай из большой стеклянной кружки с нарисованными на ней медвежатами.
— И он начал учиться у старика? — предвкушая продолжение, спросила Алиса.
— Да, — воскликнул я. — Что-то вроде того.
Потушив окурок о толстую огранку стеклянной пепельницы, я продолжил:
— Фишка была в том, что Рам Дасс не хотел учиться. Он был слишком молод, его тянуло на бесконечные пьянки и гулянки, и все-такое. Единственное, что держало его в той общине — это плантации марихуаны, что была в стометровой отдаленности от общины того старика. В тоже время, он немного побаивался его, и не доверял, потому что в первую же встречу, старик попросил Рам Дасса подарить ему джип, на котором тот приехал со своим проводником. Рам Дасс оказался не приклонен — это было похоже на секту, но там было очень много марихуаны!
Вероника широко улыбнулась. Кажется я узнал самую заветную её мечту — она хотела оказаться на месте Бабы Рам Дасса!
— А ещё, — продолжал я, — им нельзя было есть ничего, что было приготовлено при помощи машин. Типа электрической или газовой плиты, или микроволновки, или ещё чего-то типа того. Только растительная пища. Тут-то Рам Дасс и прокололся — он очень любил печенья.
— Чего? — удивилась Алиса, даже ненадолго оторвавшись от работы и посмотрев на меня. — Причем тут печеньки вообще?
— Притом! — улыбнулся я. — Время от времени, Рам Дасс ездил из общины в городок неподалеку. Покупал там блокноты и ручки, чтобы записывать свои впечатления и усваивать учения старика более вкрадчиво, благо это не было запрещено. Так же, попутно с покупками канцелярии, он заходил в одну кафешку — брал там первое, второе и компот. Вся еда была сплошь растительного происхождения. Листья салата, да лук порей. Ну, вы поняли.
Девчонки поняли. Многозначительно кивнув, Алиса вернулась за работу. Вероника смотрела на меня все так же — пытаясь впитать в себя каждое мое слово.
— Его там уже давно все знали, — продолжал я, поджигая новую сигарету. — По одной его одежде было понятно, что он из общины старика. Тем не мене, на него не смотрели как на идиота, как это делали бы где-нибудь у нас — нет. Там всем было на всех плевать. Этим и пользовался Рам Дасс. На первое он всегда ел похлебку на овощном бульоне. На второе — тыкву с пшеном. А когда приносили компот — официантка всегда ставила на стол вазу с печеньями. В эти моменты, Рам Дасс точно ощущал на себе взгляд старика. Да — старик был далеко, но в этом и был весь прикол! Тем не менее, однажды он оступился. Допив весь компот и закусив его размокшими сухофруктами, он сгреб все печенья из вазы себе в сумку на поясе.
— У него была сумка на поясе? — спросила Алиса.
— Ну да, — ответил я. — Ему же нужно было где-то держать свои записи! Короче. Он сгреб все печенья в ту сумку, а расплатившись по счету, только и сделал что убежал из кафешки прочь. Потом он завернул куда-то за угол, достал печенья и всех из съел! Когда он вернулся в общину, старик спросил его: «Вкусные были печеньки?»
— А что такое бодхисатва вообще? — ошарашенными глазами, посмотрела на меня Вероника, почти довершив свою кружку чая.
— Очистивший пробужденное создание, — глядя на меня глаза в глаза, ответила Алиса.
Я одобрительно кивнул.
— Типа, он какой-то высший человек? — продолжала Вероника. — Или просто учитель?
— Ну точно не Иисус Христос! — улыбнулся я, затушив вторую сигарету.
— Короче, я поняла, — ответила она, встав со своего места и открыв другой шкаф на стене. — Во всем виноваты Зайки!
Поставив на середину стола небольшую коробку с одноименным печеньем, она уселась обратно. Я взял одну печенюшку. Алиса тоже взяла. Мы похрустели, а потом она сказала, что второй сеанс подошел к концу и показала мне свой результат.
Я оказался поражен пуще прежнего. Теперь уже точно все детали моего профиля были на том листе. Там были и нос, и уши, и шея, и щетина на оной. Там было все. И прошлые детали не стерлись — это тоже важно, ведь вмятина от ветряной оспы на лбу — это мое все! Я поблагодарил Алису за хорошую работу. Она поблагодарила меня за усидчивость. Вероника поблагодарила нас обоих за то, что мы рассказали ей о том, кто такие боттхисатвы, а потом все разошлись из кухни восвояси.
Мы с Вероникой ещё посмотрели в гостиной какой-то фильм по кабельному каналу, пока Алиса, сидевшая неподалеку от нас в кресле, писала в телефоне длинное сообщение. Я заметил это. Вероника заметила то, что я заметил это. Все, кажется, заметили это напряжение в воздухе. Все — кроме Алисы — ей, кажется, было все равно. К удивлению для самого себя, я поцеловал Веронику в щеку, поблагодарил еще раз их обеих, а затем ушел домой.
Вероника встретила меня томным взглядом.
Алисы дома не было. Она была в Омске.
Я прошел внутрь квартиры, закрыв за собой входную дверь.
В какой-то момент меня озарило. В голову закралась та самая мысль, которая приходит всем главным героям в определенный момент фильма. Не сказать, что эта мысль может потягаться за звание переломной, но в тоже время, эта моя мысль не дала мне уснуть целую ночь. Я думал о том, что раз у Алисы есть Коля, то и мне не стоит горевать. В смысле, я все ждал её и ждал, и ожиданию моему не было ни когда, ни края. И тем временем, пока я ждал, Алиса крутила мной как хотела. Возможно, она крутила бы сильнее, если бы не советы Риты, но тем не менее — крутила. Она не стеснялась этого.
И вот о чем я подумал: она в Омске. Наверняка сейчас трахалась со своим Колей, или с другом своего Коли или с ними обоими, плевать! Так какого черта, я должен был нести обет прислужника монастыря? Какого черта, я должен был терпеть, пока Алиса там делала все, что ей думалось. Она ведь сказала мне тогда о том, что наверняка по приезду в Омск она забудет даже о том, что есть такой парень как Сеня — то есть я. Просто пиздец какие грустные слова. Для меня особенно, пусть я никогда и не отличался особой впечатлительностью и над Титаником не плакал.
Короче, я начал смотреть в сторону Вероники. А что? Девчонка она была хоть куда! Ей нравились мои строчки, мои сообщения, и мои книги. А ещё ей нравился я. Конечно, возможно я поступал очень тупо, и самое главное — не честно хотя бы по отношению к самой Веронике, ведь я вспомнил о ней только в тот момент, когда из моего поля зрения пропала Алиса. Но эти бабы сами виноваты — сначала крутят парнями, а потом жалуются, что нет нормальных парней вокруг!
И вот он я — лежу на диване, пока она сидит на мне в позе великолепной, и вообще заебись какой наездницы, вот только конь из меня не ахти. Но я чувствовал то, как находился внутри нее. Я точно помню этот момент — это было как-то по-особенному в тот вечер, у них дома. Там внутри было так тепло, так уютно и так по-домашнему, что ли, что совершенно не хотелось возвращаться обратно в этот, холодный полный аморальных вещей и несговорчивых женщин, мир.