Хлебнув ещё один, последний, бокал виски, я направился к Маше в её личный кабинет. Он находился за сценой, похожий на небольшое подсобное помещение.
— Я закончил, — потирая белые от мела руки, заявил я, щедро улыбаясь.
— Ну, — удивленно, выдохнула она, — быстро ты! Пошли смотреть.
И мы пришли. Тут-то я и понял весь подвох.
— Ты прикалываешься? — покосилась она на меня. — Нужно расписать ВСЮ стену!
— Чего? Ты ж сказала, чтоб я название написал. Ну так — вот оно.
Она лишь засмеялась.
Нет, ну она ведь сказала мне: «Напиши название» — ну, я и написал. Чего за хуйня-то?
— Не, — ответил я, под её громкий смех, — я отказываюсь.
— А если я тебе заплачу?
Маша умела уговаривать. Той суммы, которую она пообещала мне роспись стены, хватило бы на пару месяцев съема квартиры, где-нибудь в центре. Чего уж там говорить, я таких денег даже в руках разом никогда не держал. Половину держал только, только когда получал зарплату на радио.
Ну, делать-то было нечего. Пришлось соглашаться. И когда Маша ушла обратно в свою обитель, я снова оглядел весь масштаб работы. Напортачить можно было везде. Вот прямо везде! Если бы я стал писать большими буквами — непременно напортачил бы, как со словом «Лента». Если бы я писал маленькими буквами — мне пришлось бы приносить не только бокалы с виски, но её и букварь, потому что слов было бы точно не два.
Немного передохнув за стойкой, я наблюдал за тем, как Костя показывал изумленной и изрядно подвыпившей публике свои фокусы с монетками. Этот сукин сын увлекался фокусами!
— Ты ещё долго? — спросил я Алису, которая на ряду со всеми смотрела очередной трюк.
— Пару часов, может быть.
— Тогда налей мне ещё один бокал…
Вернувшись к стене, я принялся за работу.
Пришлось вспомнить немало слов, типа: «Пиво», «Рыба», «Гриль», «Луковые кольца», «Бар», «Хмельной напиток», «Курица — это мясо!» и так далее. В конце концов, очень скоро мою руку начало сводить. Через какое-то время, примерно через час, обессиленный, я пошел в туалет, чтобы смыть тонну мела на своей ладони, и немного передохнуть.
К тому времени, в баре осталось совсем немного человек. Даша отыграла свой лист, и теперь собиралась домой. Остались только я, Костя со своим другом, Алиса, Маша и ещё человек пять, которые уже давно нажрались, и теперь, кажется, добивали себя зеленым чаем. Я, кстати, вообще нихуя не понимаю, зачем люди приходят в бар, и пьют там чай? Вы что, блядь, дома чаю не могли попить? Нахуя вы приперлись, и заняли моё место? Эй! Алё!
В туалете мне встретился Костя:
— Я так больше не могу! — завыл я. — Эта стена, она просто пиздец какая огромная!
Костя мне немного пособолезновал, а потом вернулся из туалета в общий зал. Сначала я разочаровался в этом парне, но не тут-то было. После небольшого отдыха, я нашел его не на баре, и не с монетками в руках. Он стоял на моем рабочем месте. Стоял, взяв в руки мелок, и осматривал оставшееся пустое пятно на стене. Оно было небольшим, но тогда казалось мне огромным!
А потом он начал забивать остатки.
— Да оставь, — сказал я Косте, но он будто и не слышал.
Он продолжал сначала один, а потом его нашел тот самый парень, имя которого я забыл. Немного погодя, заметив пропажу сразу двух человек, оставшаяся пятерка незнакомых мне людей решила поиграть с мелками на стене. У каждого ведь было такое желание в детстве — разрисовать какую-нибудь стену. Да — дети немного выросли, но желания, видимо, никуда не делось.
— Осторожней, там можно оставить следы, — сказал я девчонке, что чуть не нарисовала мелком на своем платье.
Поначалу молча, но они продолжали работать. Потом кто-то вспомнил какой-то случай, и рассказал забавную историю. Я и сам не заметил, как роспись стены превратилась в полуночную встречу выпускников, когда оказалось, что пара человек училась когда-то на одном курсе технического универа, только на разных потоках. Я решил оставить толпу за работой, а сам примостился на баре.
— Думаешь, она заплатит тебе, после такого? — спросила Алиса, перегнувшись через стойку.
— Конечно, заплатит! С чего бы нет?
— Ну, не знаю, — задумалась она. — Может быть, с того, что это не ты расписываешь стену?
— Надеюсь, она не окажется такой сучкой…
Алиса только рассмеялась, а потом отошла посчитать выручку в кассе.
Когда все закончили, мы как раз собирались уходить, но я просто должен был получить свои деньги, а потому нам пришлось ждать, пока Маша разберется со своими делами. Она немного офигела от такого поворота событий, но давать заднюю было поздно. Мы смотрели с ней на то, за что она должна была мне заплатить.
Я спросил:
— Ну, так что там с деньгами?
— Но это ведь не ты рисовал… — отнекивалась она.
— Да, но большая часть — моя!
— Не будь такой стервой, Маша! — крикнул Костя, на пару со своим другом. — Ты чего еврейка такая! Пусть заберет свои деньги!
Она ещё немного повыебывалась, но потом сказала:
— Зайди ко мне завтра.
Под бурное ликование толпы, я положил на стойку свои последние деньги и попросил выпивки для всех, за свой счет. Там было не так уж и много денег, да и людей там оставалось немного. Зато меня зауважали! Это было куда дороже. Пусть хотя бы пройдохи в баре начали относиться ко мне по-человечески — это уже неплохо. Пусть хотя бы для начала.
Завтра я зашел к ней за расчетом. Ещё немного поежившись в своем кожаном кресле, Маша все-таки отдала мне деньги. Достала из сейфа большую пачку банкнот обтянутых резинкой, и отдала её мне. Я оказался очень доволен.
— Кстати, ты не думал о том, чтобы заниматься этим всерьез? — спросила она напоследок.
— Заставлять людей делать мою работу? — удивился я.
— Нет! — улыбнулась она, сидя за большим деревянным столом. — Я про то, чтобы рисовать на стенах.
— Я не очень похож на граффитиста…
— Да причем тут граффити! Просто рисуй мелками. На нашей стене. У тебя неплохо получилось, если говорить про ту часть, которую рисовал именно ты. Если ты, конечно не врешь.
— Не вру. Это я рисовал.
— Тогда вот тебе визитка…
Маша протянула мне какую-то ляпистую бумажку. Я положил её в карман штанов.
— Там обучают каллиграфии. Попробуй, может быть, это твое призвание. А если нет — оно недешево оплачивается, так что ты легко сможешь позволить себе очень многое из того, чего не имеешь сейчас.
— Я подумаю, — сказал я, уходя из её кабинета.
И я подумал. Каллиграфия — сложное слово. А ещё красивое. В буквальном смысле, значит, когда ты рисуешь от руки. Неважно где, и неважно чем. Преимущественно — тушью, преимущественно — на холсте. Но какая разница — холст, стена, или асфальт? Все в детстве рисовали на асфальте, и мало кто сейчас делает на этом деньги. Я решил попробовать.