— Ах ты хренов лунатик бородатый! Ты кем себя возомнил, ебать тебя в душу? Нет, Сеня, ты посмотри на него!
Это заставило меня улыбнуться. Теперь уже было трудно сдержать смех. Семейные сцены — это такое дело, что лучше один раз увидеть своими глазами, чем прослушивать по сто раз, неверно пересказанную кем-нибудь историю, медленно превращающуюся в байку перед сном. Особенно когда ты на сто процентов застрахован от того, что тебе не прилетит какой-нибудь сковородой за какое-нибудь слово.
— У тебя стресс? — продолжала кричать Ивонна. — Ах, это у тебя стресс? Да что ты вообще знаешь о стрессе? Подойди только ко мне — я тебе все твои волосенки на бороде повыдергиваю!
Кеша как раз потянулся обнять Ивонну, как та сказала:
— Не приближайся ко мне нахуй! Сеня, держи этого уебана подальше от моего лица, моего тела, моей прекрасной вагины. — А потом она начала причитать, — ох, моя прекрасная вагина! Ей никогда не быть такой же молодой, как раньше. Это все ты виноват, Арсений! Так что тоже держись от меня подальше. И пошли вы все нахуй вообще! Пока я не рожу этого чужого, хуй вы ко мне притронетесь!
Обхватив голову Кеши за шею, я постарался привести его в чувство:
— Ну же! — воскликнул я ему в ухо, а затем посмотрел в глаза, — Давай, Хагрид! Покажи нам своего внутреннего себя! Ты ведь уже нашел к нему путь — так покажи нам. Или хотя бы протрезвей.
— Я обманщик, Сеня, — сдерживая слезы, ответил он.
— А-то я не знаю, что ты обманщик. Все вы обманщики… Возьми себя в руки.
Внезапно Кеша расплакался прямо у меня на руках.
— Ну, перестань, — причитал я, пока он кое-как, но пытался сдержать сопли. Слезы то уже давно пропитали всю мою рубашку. — Перестань, хватит. Ты ведь мужчина!
— Я так не могу, Сеня. Я всех обманул, а деньги забрал себе в карман…
Теперь он рыдал как настоящая телка. Как баба ревел. Я даже остановить его не мог. Слезы все текли и текли. А этот ублюдок ещё и размазывал их по моей рубашке. Моей красивой рубашке! И я не придумал ничего лучше, чем отправить его такого зареванного обратно к Ивонне. Типа это слезы радости, и все-такое.
— Какого хрена, Кеша? — удивилась она, немного успокоившись.
— Я плачу, — он провел пальцами по лицу.
— Ты плачешь? — удивилась она ещё сильнее, а потом разразилась снова. — Какого хуя? Я тут выталкиваю из себя ёбанный шар для боулинга, а ты плачешь? Почему я не плачу, Кеша? Какого, блядь, хуя, я не плачу? А ведь мне есть о чем поплакать. Моя пизда! Моя чудесная пизда, которая больше не будет радовать мужских глаз! Это я должна плакать! А плачет он… Сеня, моя пизда ведь была красивая?
— Да, — брякнул я. — Твоя, несомненно, в моей тройке лучших!
— Спасибо! — крикнула она, глядя на Кешу.
Мы немного постояли, пока Ивонна приходила в себя. Кеша все ещё сидел рядом с ней. А потом начались схватки. Очень, блядь, сильные схватки!
— Кажется, оно выходит! — крикнула она, будто из последних сил, а потом начала тужится. Тут же подскочили все служанки в составе двух, и принялись ей помогать.
Дело и вправду пошло. Я стоял вдалеке — не хотел случайно блевануть. За меня это сделал Кеша, как только из вагины показалась головка. А потом и ручки и животик. Это было просто отвратительно! Но в тоже время прекрасно, хотя все же больше отвратительно.
— Господи Иисусе, — выдохнула Ивонна, теперь уже точно без сил.
Пока Кеша блевал, я все ещё держался в стороне. Когда одна из служанок подняла ребенка чуть выше своей головы, я заметил то, как в одночасье с моих плеч отвалился огромный груз. Я даже словами описать его не смогу. Просто огромный камень, или даже целая гора. Словно с моих плеч свалился целый горный хребет. Настолько огромным оказался тот груз. Я понял это в тот же момент, как только он свалился куда-то вниз. А я остался стоять на месте.
Ребенок оказался черным. Ну, не то чтобы прямо вот черным. Мулатом, или что-то типа того. Он не был белым — это было важнее всего остального. Теперь я готов был расцеловать вагину Ивонны, будь я свободен и будь она в прежней форме, но увы ни того ни другого не миновать.
— Ох, господь всемогущий, — выдохнула Ивонна снова, пока Кеша дожидался, пока ребенка запеленают в полотенце, стоя неподалеку. — Прости, Сеня, я думала, что он и вправду твой.
Дело было в том, что она забыла, одну очень важную деталь. В тот же самый момент, когда мы с ней переспали, она встречалась ещё кое с кем. Точнее, конечно, не в тот же самый момент, а чуть раньше, но в общей сложности, учитывая срок беременности, это не казалось существенной разницей. А она, в виду своей порядочности, на самом деле верила в то, что ребенок был мой. Пусть и отрицала это, в угоду моего ветреного характера, когда она точно поняла, что отец из меня будет не ахти.
— Я просто забыла про группу студентов по обмену, — рассказала она, пока лежала обессиленная в бассейне. — Там было трое арабов — они изучали квантовую механику, а я люблю умных парней. Ну, вот и закрутилось. И потом я сама не заметила, как отсасывала одному из них на парковке около студгородка. На самом деле, я не только отсасывала, но какая теперь разница, правда?
Я согласился. Тем временем, Кеша держал в руках своего ребенка.
— Я взращу это дитя и воспитаю его, как свое собственное!
Кеша говорил серьезно, но его слова заставили меня рассмеяться. Он был столь пафосен. А я теперь уже совсем ни о чем не парился. Все сложилось просто прекрасно! Что же мне ещё оставалось делать, кроме как слушать пафосные речи.
— И да пусть этот ребенок, — продолжал Кеша, — прославиться, так же как и я — его отец!
Слова, достойные автора самой бредовой, но самой продаваемой книги уходящего сезона. Все в угоду сатане, разумеется.
— Ладно, ладно, — тараторила Ивонна, вытираясь после бассейна. — Давай мне ребенка, алкаш рукожопый!
Он отдал ей ребенка. Я увидел ту картину, которую видит любой человек, который смотрит в интернете картинки по запросу: «Счастливые родители». Серьезно. Кажется, теперь Ивонна была совсем другой. Не кричала. Не ругалась. Даже лицом своим излучала сплошь добро и позитив. Я оказался доволен этой поездкой. Все-таки лучше было принимать во всем этом участие лично, чем узнавать что-то и от кого-то.
Потом мы попрощались. Кеша спросил, не хочу ли я быть крестным отцом, этого мелкого арабского малыша, но я отказал. Все-таки этот ребенок чуть не лишил меня моей женщины. Кстати, теперь оставалось сделать лишь одно. Нужно было вернуться домой — дождаться Алису, рассказать ей, что на самом деле Ивонна ошиблась. И все как раньше! Назад в добрые и счастливые времена, когда мне не нужно было подрываться с места, получая от неё какое-нибудь крепкое словцо за то, чего я, как показал результат — даже и не делал вовсе. Я просто забыл о том, что кончил на кафельную плитку. Люди каждый день забывают тысячи мелочей. Сотни тысяч. Миллионы деталей и мелочей люди упускают из памяти. Упустил и я. Но теперь-то все было хорошо! Теперь-то я снова был молодец!