Вот далась мне эта Няша! – Степа перевернулся бы и на третий бок, если бы он у него был. Но есть спина, он и на спине лежал бы, глядя в потолок. И на животе, уткнувшись горячим от пылающих мыслей лицом в прохладную подушку. В любую жару подушка прохладна, удивится он мимоходом, и эта простая домашняя мысль что-то в нем переключит. Что-то новое начнет грезиться. Какая-то еще не думанная им мысль.
И вдруг – озарит.
Да, пойти на войну, но не с этой стороны, а с той! Столько он успел наломать дров в этой жизни, что поздно ее менять, легче начать заново. Совсем. Взять себе другую фамилию и другое имя, он читал, что на той стороне многие волонтеры из других стран так делают – для конспирации. Война рано или поздно закончится, он уедет куда-нибудь в небольшой украинский город, а то и в Европу, а то и в Америку, будет заниматься бодибилдингом, станет знаменитым, снимется пару раз в кино, а потом будет преподавать свою систему тренировок, женится, купит дом у моря, в Майами где-нибудь, и там будет всегда уютно, чисто. И прохладные подушки. И главное, сам себе хозяин в своей абсолютно новой жизни! Без повторения глупых ошибок, нежелательных детей и всего прочего, что при иных вариантах неизбежно: на дубе березовая ветка не растет. Так выкорчевать этот дуб и посадить другое дерево!
С этой мыслью Степа заснет и будет спать до полудня.
Проснувшись, вспомнит свой план и спервоначалу испугается его смелости. Но умоется, сделает привычный комплекс упражнений, позавтракает и успокоится. Да, пропасть насовсем, исчезнуть, чтобы возродиться в другом месте. Сегодня же ночью он уйдет.
А потом, предполагал я, он отправится в музыкальную школу к тете Даше, но ее там не будет. Зато в одном из классов Степа увидит молоденькую преподавательницу с ученицей, спросит у нее про тетю Дашу, выйдет, но тут же опять зайдет.
– А вы тоже здесь работаете?
– Как видите.
– А можете музыку послушать и сказать, кто написал?
– Попробую.
Степа даст ей послушать в телефоне поразившую его музыку.
– Не узнаешь? – спросит она ученицу.
– Нет.
– Надо знать такие вещи. Это Прокофьев, «Ромео и Джульетта».
– Опера? – спросит Степа.
– Балет. Если у вас телефон с интернетом, наверняка там есть какие-то записи.
И точно, записи найдутся, и не одна. Юля, так будет имя девушки, посоветует посмотреть и послушать целый фильм-балет с замечательной Натальей Огневой в главной роли. И они будут сидеть плечом к плечу, глядя в небольшой экран, слушая для лучшего качества через наушники, один у нее, второй у него, ученица уйдет, а они, не отрываясь, досмотрят и дослушают до конца.
– Прямо мне целый мир открылся, – скажет Степа. – Прямо, знаете, будто часа два в качалке железо тягал, а потом сауна и бассейн, и весь выходишь такой… Все поры открыты, каждая клетка дышит, тело улыбается, душа тоже. Обожаю это состояние. Сейчас – очень похоже.
– Я рада за вас.
– А вы кто? Я вас раньше не видел.
– Я с Донецка, наш дом там разбомбили, родители к брату отца в Воронеж уехали, а меня подруга сюда позвала, она здесь тоже работает. Временно, конечно, но мне у вас нравится. Тихо, красиво.
– У нас да. Насчет тихо и красиво, это к нам.
И тут Степа разглядит Юлю как следует. И удивится: как он сразу не понял, что она – точь-в-точь Таня из его мысленного фильма? Тоненькая, маленькая, шибзденькая, как говорят в Грежине, она вовсе не похожа на Няшу, с которой Степа провел не один интимный односторонний сеанс, нет у нее изобилия ни спереди, ни с обратной стороны, но Няша все же для другого, она только для удовольствия, как и ее песни, а Таня в мыслях и Юля наяву – для жизни.
Степа это сразу поймет.
И выйдет из музыкального училища счастливый.
Но тут же вернется и спросит:
– Извините, а вы не замужем?
– Нет.
– И парня нет?
– В Донецке был… Сейчас нет.
– Хорошо. Ты мне очень нравишься, Юля.
– Да и ты мне тоже, – отзовется Юля с легкостью.
– Черт, как мне говорить с тобой просто! – удивится Степа. – Будто я тебя давно знаю!
– Это после музыки. После хорошей музыки всегда так.
– Точно. Я же говорю: все тело дышит! Ты не думай лишнего, – спохватится Степа, – я не в смысле тела тебя имею в виду, а вообще. Как человека.
– Я поняла. Я тоже.
Это была бы первая настоящая любовь Степы, любовь безоговорочная и решительная. Он потом, видел я, вернется домой и подробно, спокойно и здраво расскажет про себя всю правду. Мать поплачет, радуясь, что сын раздумал идти на войну, и огорчаясь, что у него такие неприятности, и скажет:
– Ну что ж, женись, раз ребенок. А то нехорошо.
– На ком, мама?
– Да хоть на ком. На одной женишься, на второй уже не надо будет.
– Я на Юле хочу жениться! Я ее люблю! – с гордостью заявит Степа.
Отец будет бушевать, клясть сына на чем свет стоит, а потом твердо приговорит:
– С девками этими я все улажу. А женишься ты на Светлане!
Но Степа упрется. Он пойдет к Юле и скажет:
– Собирай вещи, Юль, в Белгород поедем.
И она соберет, и они поедут, и начнут вместе счастливо жить. Степа будет работать, а на досуге увлечется музыкой, начнет, сам над собой посмеиваясь, учиться играть на пианино взрослыми неловкими пальцами, у него будет получаться все лучше, а потом вдруг сорвется с клавишей обрывок красивой мелодии, Юля удивится: что это, откуда? «Само придумалось», – смущенно скажет Степа. Потом появится еще одна мелодия, и еще, Юля начнет подбирать слова, они вместе сочинят десяток песен, запишут их на компьютер, исполнив собственными голосами, и пошлют, ни на что не надеясь, любимому певцу Диме Билану, и тот через месяц позвонит, наговорит восторженных слов, попросит никому больше не показывать этих чудесных песен, потому что он берет на корню все, что сочинили и сочинят Юля с Степой, и вообще, надо обязательно встретиться и обговорить условия дальнейшего сотрудничества.
Но тут в Грежине случится такое с отцом, со Светланой, с мамой и с другими людьми, что Степа не выдержит, поедет все улаживать, чувствуя себя возмужавшим сразу на десяток лет. Там как раз начнется заварушка со стрельбой, с участием всех сторон, включая загадочных третьяков. Юля, страшно тревожась за мужа, помчится в Грежин и первое, что увидит: колонну боевой техники, движущуюся с поля боя, а на переднем бронетранспортере, укрытый флагом, лежит ее Степа, навсегда мертвый…
Ничего этого не произошло, ни будущего счастья, ни будущего горя (что, между прочим, еще не предопределено, Степа вполне мог остаться в живых), вместо этого – чадящий остов машины, разбросанные вокруг обгоревшие ее части, выжженная трава…