– Хотя Евгений не собирался общаться с этой женщиной, но он видел, что она хочет, чтобы он с ней поговорил, хотя и непонятно зачем.
– Вы сидели там и сидите, – шмыгая, ответила Наташа. – Не надо со мной говорить.
– Надо, но дело ваше.
– Не приставай к людям! – обернулся Аркадий, стесняясь за брата. – Иди воздухом подыши. Только не уходи далеко.
– Что такое далеко в твоем понимании? – спросил Евгений, но брат отмахнулся, слишком занятый написанием статьи.
В ней основной мыслью было то, что и русскому, и украинскому народу как воздух нужно ощущение, что все в их руках. Нужна гражданская самодеятельность. Конечно, советский строй во многом отучил мыслить и поступать общинно, а не по указке сверху. Но теперь без этого не обойтись. Важно при этом не перепутать гражданскую активность с деструктивными действиями, не поддаться на провокации. И помнить о равенстве: если какое-то национальное сообщество желает самоопределиться, оно должно спокойно относиться к тому, что внутри него есть и другое сообщество, имеющее точно такие же права. Не скрою, писал Аркадий, я был сторонник той мысли, что это самоопределение должно осуществляться в мирных условиях, но как быть, если не дают таких условий, если звучат выстрелы и раздаются взрывы? Переходя конкретно к Грежину, зададимся вопросом: почему так называемые третьяки появились именно сегодня? Кому это выгодно? И что могут сделать наши силовые органы без поддержки населения? Кто, если не мы сами, наведет порядок?
Строчки возникали быстро и бойко, как стежки на швейной машине Нины – она иногда любила что-то скроить и сшить для собственного удовольствия.
При воспоминании о жене Аркадию стало тепло. Хорошо все-таки, что он любит свою Ниночку, несмотря на любовь к Светлане, если бы иначе, он чувствовал бы себя предателем.
И Аркадий писал дальше с удвоенной скоростью под взглядом Вагнера – доброжелательным, почти отеческим.
А Евгений, выйдя из редакции, осмотрелся и сказал:
– Впервые Евгений увидел этот поселок сам по себе, без событий. До этого Евгению что-то было надо или его куда-то вел брат. А сейчас Евгению ничего не надо было, его никто не вел, можно идти на все четыре стороны, которых на самом деле было всего две – или направо по улице, или налево. Справа виднелось какое-то бело-зеленое здание старой постройки, оно показалось интересным, Евгений пошел туда.
И он сделал то, что сказал: пошел туда.
Здание оказалось вокзалом. Вокзал был построен еще в начале двадцатого века, одноэтажный, небольшой и очень красивый: посредине вход с аркой, с массивными дверьми, высокие окна, по четыре с каждой стороны, на крыше квадратная башня с проемами-бойницами наверху, напоминающими о том, что железная дорога по своей сути всегда связана с войной, а на этой башне еще одна башенка, круглая, венчал ее шест со звездой.
Евгений был доволен увиденным и вошел в вокзал. Там было пусто, прохладно и довольно просторно, несмотря на скромные размеры. Два-три человека стояли у кассы, продавщица продуктового киоска сидела за прилавком и читала книгу.
– Мирная жизнь, – сказал Евгений и подошел к продавщице.
Он стоял перед прилавком, а продавщица продолжала читать. Если подошедший хочет что-то купить, сам скажет, а если просто смотрит от скуки, коротая время, то зачем и отвлекаться?
Евгений увидел за стеклом холодильного ящика мороженое.
– Можно мороженого? – спросил он.
– Какого?
– Пломбир. Вот этот.
Продавщица достала мороженое, Евгений расплатился, но не ушел.
– Жаль, что эта женщина, – сказал он, – принимает все таким заурядным и обычным. – Ей кажется, что она просто продала мороженое, а на самом деле все намного интереснее.
– А чего еще? – насторожилась продавщица, женщина неопределенной внешности, неопределенного возраста, с неопределенным цветом волос и глаз. Даже голос ее был каким-то неопределенным, словно не только ее голос, а всех продавщиц на свете, суммированный и поделенный на их количество. – Мороженое отличное, не просроченное, у меня вообще просроченного никогда ничего нет! Какие претензии, командир?
– Я не командир, но буду, – ответил Евгений, вспомнив о своей миссии. – Просто я хотел вам напомнить, что в мороженом, кроме разных витаминов, минеральных веществ и жирных кислот, содержится вещество триптофан, а триптофан вырабатывает гормон счастья. Вот почему его так любят дети, они всегда знают, где счастье.
– А взрослые не знают?
– Забывают. И ищут то, чего на самом деле искать не надо. Оно уже было, надо только вспомнить.
– Гормоны какие-то… У меня вон в щитовидке гормоны нашли, ничего хорошего.
– Это другие. А эти – счастья.
– Такие тоже есть?
– Вообще-то счастье – химическая реакция под воздействием эндорфинов. А выработку эндорфинов в человеке можно увеличить также физическими упражнениями, приятной работой в саду. Особенно интенсивно они увеличиваются при половых контактах.
– Какие еще контакты? – продавщица подняла голову и посмотрела на Евгения внимательно. Он показался ей довольно привлекательным мужчиной. Но странная эта форма… Не дошла она еще до такой степени, чтобы с военными связи заводить. Не дай бог влюбишься, а его завтра убьют.
– Иди, командир, служи службу, – сказала она. – Не накапай на полу тут.
Евгений отошел, следя, чтобы мороженое и в самом деле не капнуло на гладкий пол, где не было ни одной соринки. А продавщица, дождавшись, когда он скроется, взяла себе мороженое и стала сдирать упаковку.
– Гормон счастья, выдумают тоже! – сердито проговорила она.
Но откусила мороженое с жадностью, чувствуя, как заломило зубы, покатала холодный сладкий комок во рту, дала ему растаять, проглотила и вдруг почувствовала, что в нее будто и впрямь провалилось немножечко счастья. Совсем чуть-чуть, но много ли человеку надо?
Выйдя из вокзала, Евгений доедал мороженое, которое таяло все быстрее, и все труднее было уследить за тем, чтобы с него не капнуло. Пусть тут не лакированный пол, как в вокзале, а просто асфальт или земля, но чистота людям везде нужна.
Потом он искал урну, чтобы выкинуть обертку.
Урны не нашлось, зато впереди виднелась небольшая кучка мусора возле забора, Евгений пошел к ней, бросил обертку и проследовал дальше вдоль этого забора. Увидел выломанные доски, к которым вела среди бурьяна протоптанная тропинка. Если туда кто-то ходит, значит, там что-то важное, нужное или интересное. Евгений пошел по тропке, проник через лаз, огляделся и ничего особенного не увидел, кроме того же забора, но с другой стороны. Тропинка вилась и дальше – следовательно, если тут ничего нет, то что-нибудь будет там, куда она ведет.