– А что сладим? – Вариск почему-то разволновался.
Расхохотался Оллам Гийот, но необидно, а весело:
– Жертву сперва принеси, а там увидишь.
Слуга и принес жертву. На хозяйском дворе украл утенка, за городом, у старого дуба, голову ему свернул, посыпал пыльцою омелы – как знакомый новый велел.
Назавтра пришел к пристани – друид (оват – так правильнее, ну, да простому-то человеку без особой разницы) его уже там ждал. На, говорит, тебе, уважаемый дружище Вариск, серебряшку. Целый денарий дал!!! Просто так, ни за что подарил – старые боги, говорит, попросили. Денарий! Этакого богатства у служки отродясь не было, да и не только в деньгах дело было: «уважаемый дружище Вариск» – никто так парня не называл еще. Никто и никогда. А друид – оват – вот, пожалуйста… А потом, прощаясь, попросил кое-что. Посматривать внимательно за тем, что на гостевом дворе делается. Кто приходит, кто с хозяином уединяется, о чем разговоры ведут – ну, это уж, ежели удастся подслушать, а не удастся – так что ж, друид не настаивал. Но намекнул – за сведения эти награда будет. Может, денарий, а может, и золотой – солид!
Вариск обрадовался, эко, счастье-то посветило! Шутка ли – солид. На эти деньги много чего можно купить… даже – если хорошенько поторговаться и знать, у кого – красивую молодую рабыню, с которой потом делай что хочешь. Это Христос утверждает, что «что хочешь» – даже с рабыней нельзя, а старые-то боги – наоборот совершенно. И друид эту идею одобрил, правда, напомнил, что рабыню-то хорошо бы в жертву богам принести, а они уж всяко в долгу не останутся. Вариск и сам понимал, что не останутся… только вот на рабыню-то еще заработать надобно было.
Вот и зарабатывал, все, в гостевом доме творившееся, фиксируя, запоминая – на память, слава древним богам, от рождения не жаловался. Дело простым оказалось – ну, кто служку мелкого или раба всерьез воспримет? Для сильных мира сего не толок слуга, а и любой бедняк – не человек, а предмет мебели – сбегай, принеси, подай. Вот и не опасаются слуг – мелют языками, остается только – молчком-молчком – шастать: то пива кувшин принести, то рыбинку жареную на серебряном блюде, а то и так – застыть недвижною статуей: чего, мол, изволите?
С друидом Вариск встречался нечасто – зимой тот вообще не захаживал, а по весне был вот, раз и нынче опять явился. Сказал, мол, вдруг, да объявится у Гельвеция некая девка, Керновия именем – так чтоб про нее доложить. Что служка и собирался сделать в надежде… уж на денарий – точно, а вдруг, да и солид выгорит?!
Было, было уже, что рассказать друиду: и о пришельцах, Амбриониксом-лодочником приведенных, и о той самой девице Керновии. И о Бретоне – рыжем слуге. Слуга-то слугой, но все в гостевом доме знали – хозяин к нему благоволит, за верного человека держит. Так Бретон-то и был – верный. И давно уже искоса на Вариска поглядывал. Вот и сейчас:
– Эй! Ты что тут вынюхиваешь, парень?
– Ничего. Просто посуду принес.
– Смотри у меня! Видел я, с кем ты на пристани болтал. Смотри-и-и-и!
Вариск тут же похолодел – неужели Бретон заметил его встречу с друидом? И откуда он знает жреца? Интересно, доложил ли уже хозяину? Если не доложил, так доложит, гнусный господский пес!
Уходить… Уходить надо! Жизнь свою спасать – если что не так, Гельвеций Браниг пытать прикажет, а пытки Вариск не выдержит… да и не собирался выдерживать, запаниковал, по двору, словно пес, рыскал, оглядываясь. Сказал Бретон господину?
Эх, что ждать? Бежать надобно! С друидом на том берегу, в священной роще, встретиться – так тоже можно было, знал Вариск – где-то там, рядом, обитает Оллам Гийот, сюда, к пристани, на челноке добирается. Некогда, некогда жреца ждать! Нутром чуял парень: останется – тут ему и кранты. Дрожал… аж на лицо стал бледный. К слову сказать, храбрость – она никогда к числу Варисковых добродетелей не относилась.
Улучив момент, слуга выскользнул со двора и, оглядываясь по сторонам, со всех ног бросился к пристани. Там долго не задержался, проскользнул за городскую стену, к бревнам, что с прошлого года для ремонта причала приготовлены были, да вот, не понадобились пока, гнили. Там, в бревнах-то, тайник у Вариска был – праща лежала. Хорошая праща, боевая, а к ней – не только всякие камешки, но и металлические римские ядра – «пули». Шагов с полусотни попадешь такой пулею в голову – и наповал.
Вариск камни метать наловчился – каждый удобный момент сюда прибегал, тренировался. Меч, копье, дротик – это все не то, не для него оружие – здесь врагам в лицо смотреть надо, слишком уж он близко, враг. А ну как не сладишь? Иное дело – лук со стрелами или вот, праща – при нужде и из-за кусточков пульнуть можно. Улучить нужный момент, подгадать, да – из засады… Красота! Всех недоброжелателей своих можно извести, если действовать грамотно. И праща тут – самое оно то. Лук – хуже, громоздок слишком, заметен. Пращу же ременную – вокруг пояса обмотал, набил суму камнями… Как вот сейчас и сделал Вариск. С оружием-то оно сподручнее, не так страшно. Еще и леску из конского волоса с собой взял, и крючки, и грузила – рыбу ловить, не голодать же. И – огниво, само собой – огниво. Хорошее огниво из Норика, что не меньше норикских скакунов по всем имперским провинциям славилось. Огниво это Вариск как-то по зиме еще у одного из захожих паломников-пилигримов спер. А и поделом – не разбрасывай вещи свои где ни попадя, всякая добрая вещь пригляд любит.
Спустившись к реке, к рыбацким лодкам, лежащим на песке кверху днищами, словно какие-нибудь выползшие на берег морские звери, парень живенько выбрал ту, что покрепче, огляделся по сторонам да, крадучись, спустил челнок на воду, досточку там же, у бревнышек, вместо весла присмотрел. Украл челнок, так уж вышло. А почему б и нет? Местные-то жители Вариска за человека не держали – слуга он есть слуга, так почему он их людьми считать должен? Он для них никто, и они – для него. Каждый сейчас сам по себе, жизнь такая. Лишь бы не углядели, лишь бы не поймали, сволочи, в погоню бы не пустились.
Вариска трясло – раньше он как-то и подумать не мог, что до такой степени ненавидит всех местных. Вроде бы всю жизнь среди них… а вот, поди ж ты!
– Сволочи все кругом, гады ползучие, – так, или примерно так, шептал парень, сталкивая краденый челнок на воду.
Столкнув, забрался, заработал веслом-дощечкой, удаляясь от низкого берега все дальше и дальше.
Напрасно волновался беглец. Кругом было спокойно и тихо. За дальним лесом клонилось к закату солнце, отражаясь в реке, плыли по бледно-голубому небу розоватые облака, похожие на ягодный застывший кисель. Пахло вылезшим после недавнего теплого дождика щавелем и мятой. Неподалеку, на заливном лужку, утробно мычали коровушки, выпущенные попастись на первую травку; а вот где-то вскинулся, залаял пес. Не здесь залаял, далече.
Сколько можно Вариск держался излучины, а уж дальше погреб наобум – заметят, так заметят. Хотя – и не должны были: места здесь не рыбные, да и вечер, вот-вот тьма опустится. Оно и хорошо – не заметят.
Уже на середине реки беглец оглянулся, бросив прощальный взгляд на затаившийся в вечерней тиши городок, казавшийся отсюда маленьким, тихим и мирным. Да он и был такой, только вот Вариск сейчас не воспринимал этого. Все люди, жители Юлиодума, которых он когда-то знал, казались ему гнусными чудовищами, унижавшими его каждый день, каждый миг, всегда и повсюду. О, как он их ненавидел! Кто бы спросил – почему? Но кому какое дело, что творится в душе рабов и слуг?