Иван Иванович неторопливо дошел до остановки и сел в маршрутку. Это было очень буднично… и очень мило… Олега его отъезд нисколько не встревожил.
В поле зрения попала женщина с подносом.
— Пива хотите?… Еще пива хотите?… Хотите пива?…
Шорохов был не способен даже скосить глаза, он так и сидел, глядя на опустевший тротуар.
Женщина забрала кружку и принялась протирать стол. Где-то сбоку мелькали ее сморщенные руки с грязными расслоенными ногтями, и эти ногти Олег тоже любил. Они казались не менее достойными страсти, чем все человечество.
* * *
Тревоги не было, общего сбора никто не объявлял. Василий Вениаминович не искал ни Шороха, ни Прелесть, напротив: оставил в бункере невразумительную записку, мол, жив-здоров, не ждите, и смотался куда-то по своим личным делам.
Ася показала Олегу косо оторванный листок и налила чаю.
Пока никого не было, в кабинет наведывался Лис. Прелесть, вернувшись первой, увидела на столе диск с новыми ориентировками и кулек шоколадных конфет. Как выразилась она чуть позже: «Объективно это еще даже не кофе и не сахарная свекла. Это только почва, на которой они когда-нибудь вырастут». Судя по количеству фантиков, почва пришлась ей по вкусу.
— Давно сидишь? — спросил Олег.
Ася, медленно водя пальчиком, посчитала окурки в пепельнице.
— Минут сорок примерно, — сказала она.
— Ты что, время не засекаешь?
— Зачем? Следить, как оно проходит мимо.
— Сама такую житуху выбрала.
— Ты про Службу? Не уверена, что я ее выбирала, — мрачно отозвалась Ася.
— Вот и тебя пробило, подруга… — заметил Олег.
— Я имею в виду момент выбора, — пояснила она, разворачивая новую конфету. — В памяти он как-то… не отпечатался. Насильно меня не тащили… Но и я вроде тоже сюда не рвалась…
— Люди говорят: «Так уж сложилась жизнь».
— Люди-то?… Пусть говорят. При чем тут я?
«При чем тут я?» — мысленно повторил Олег. Во-во, знакомо…
— Меньше об этом думай, — произнес он не то чтобы с оптимизмом, но достаточно бодро. — Ты не слышала, у нас пополнения не ожидается? Так и будем втроем пахать?
— А третий кто? — насторожилась Прелесть.
«Не вышло, значит, — отметил Олег. — Не вышло — ни с Рыжей, ни с Ивановым». Он особенно и не надеялся, но все же где-то в глубине лелеял мечту, что после его разговора с двойником хоть что-нибудь поменяется.
— Третий? — спросил он недоуменно. — Лопатин, кто же еще!
— Да-а, Вениаминыч у нас пахарь!.. Сразу после обеда куда-то и упахал…
Шорохов взял пустую обертку и начал ее заинтересованно рассматривать. Вроде отбрехался. Прелесть — не Лопатин, она на словах не ловит, нет у нее такой привычки.
— Ты знаешь, Ася… — Олег отложил фантик и потер подбородок, соображая, как бы половчей свести общее к частному. Под ладонью заскрипела щетина, он отвлекся на мысли о неизбежном бритье, и ничего толкового придумать не удалось. — Знаешь, Асель…
— Ну?…
— Я тут размышлял о Службе… и о нашей школе… Кстати, ты когда поступила?
— За полгода до тебя. Потом еще один срок в должности старшины.
— А попала туда как? Не помнишь?
— Почему же? Попала, как все попадают. Пришел вербовщик… он меня у квартиры ждал, на лестнице. Рассказал… Предложил…
— Я не о том. Как тебя везли на базу. Это ты не забыла?
— Нам же Лопатин все закрыл.
— Он закрыл только адрес, — возразил Шорохов. — Дорогу туда и обратно. А посадка в автобусы, а высадка… Вы на автобусах ехали?
— Да, от «Щелковской».
— В десять утра?
— Этого я не помню, — призналась Прелесть. — Точно утром, а вот во сколько… Темно было и холодно.
— Холодно… — машинально повторил Олег. — Почему холодно?… А, ты же на полгода раньше, зимой…
Он слазил в карман за носовым платком и попутно достал из пояса корректор.
— Не надо с этим баловаться, — предупредила Ася.
— Я не балуюсь. Уронил на землю, почистить надо… — Шорохов провел пальцем по матовой поверхности, стирая несуществующую грязь.
Кнопочки были маленькие, нажимались они с трудом — кроме одной, расположенной внизу. Ее можно было коснуться совсем незаметно — глядя человеку в глаза и безмятежно улыбаясь. Вероятно, поэтому кнопку и перенесли под мизинец, чтобы с любым вот так: глядя и улыбаясь. Даже с тем, кто в курсе, что это за приборчик.
— Не надо, убери его, — сказала Прелесть.
— Ты чего испугалась? Думаешь, я тебя, что ли, собираюсь?…
Шорохов глянул на окошко и не поверил — ни глазам, ни прибору. У Аси был закрыт один-единственный сектор. Как у Рыжей, только еще короче: микроскопический отрезок в десять секунд. Меньше, чем закрывал ради простой демонстрации старшина Хапин. Что могло втиснуться в десять секунд? Что-то совсем ненужное… или крайне опасное. Что можно успеть за это время? Увидеть чье-нибудь лицо. Вряд ли больше. Лицо, которое необходимо забыть…
— У тебя много чего скорректировано? — отстранение спросил Шорохов.
— Наверно, уже прилично.
— И тот момент, когда ты сказала вербовщику «да»… — предположил он.
— Да… — ответила она нетвердо.
— И дорога до базы, и обратная дорога, и тренировки с корректором в школе и что-нибудь еще…
— Да, конечно. Не играй железкой, — снова сказала Ася.
— Ну, что ты, Прелесть…
Он посмотрел ей в глаза. Теперь еще улыбнуться…
Он улыбнулся.
Вспоминать под мнемокорректором тяжело: сначала минут пятнадцать без сознания, потом тоска-кручина. Когда это проходит, становится даже забавно. Но только когда проходит. Не раньше.
— При чем тут курение, осел?! — воскликнула Ася, едва придя в себя.
— Курение?… — растерянно произнес Олег.
— Да, да! Я в детстве не курила, осел! Я приличным ребенком была, не то что некоторые! И я… — Она вдруг запнулась и утомленно помассировала переносицу. — А, это…ладно…
Ася вытянула из пачки сигарету.
— Ты урод, Шорох, — заявила она, прикурив. — Кто тебе позволил? Ты… это то же, что по карманам чужим лазить, ты не понимаешь?!
— Я ничего у тебя не взял. Наоборот.
— «Наоборот»! — передразнила она — Еще раз такое сделаешь, я тебе…
— Не сделаю. У тебя больше нечего открывать. — Шорохов виновато склонил голову. — И что же ты вспомнила?
— Так, ерунда всякая.