К тому времени хмель слегка прошел, общаться с кем бы то ни было мне категорически расхотелось. Душа возжелала покоя и уединения. Поэтому я решил оторваться, свернул в промзону и на полной скорости столкнулся с маневровым тепловозом. «Мазда» отлетела в сторону, перевернулась и загорелась. Прогремел взрыв. Приключения закончились. Вместе с ними оборвалась и моя жизнь. Лихо, весело и совершенно бессмысленно. Жалко.
Мои бренные останки, все, что удалось обнаружить, добрые люди побросали в гроб, как следует его заколотили и привезли на кладбище, расположенное в десяти километрах к юго-западу от кольцевой автодороги. Дождь, шедший дня три без перерыва, наконец-то прекратился, из-за туч выглянуло солнышко. Природа напрочь отказалась оплакивать еще одного подполковника, погибшего столь нелепо.
Похороны прошли так, как им и положено, то есть скучно и официально. Все как всегда: венки, оркестр родные, близкие и сослуживцы усопшего, пятеро озябших солдатиков с автоматами.
Моя грешная, незаметная взору душа с любопытством наблюдала за всем этим сверху. И чуть сбоку.
Грустный и опять бледный Сергеич. Отец в черных, не по погоде, очках, мама в траурном платье до пят и в широкополой шляпе под вуалью. Два юных притворщика трогательно поддерживают ее под руки. Геша Садко не совсем трезвый, тут же Благородный дон, а вот Графа что-то не видно.
А это кто? Святые угодники, матерь божья! Бывшая вторая супруга, ныне вдова и законная наследница, собственной персоной. Мы с удовольствием разбежались года два назад, а развод до сих пор не оформили. Хороша, чертовка! Просто прекрасно смотрится в черном брючном костюме, выгодно подчеркивающем достижения и скромно скрывающем недостатки. Мое несбывшееся счастье стоит поодаль от родителей, приложив платочек к сухим глазам, и молчит.
Но это дело поправимое. Очень скоро она заголосит и, я уверен, умоется слезами. Когда узнает, что роскошная двушка на Войковской — служебная жилая площадь. Ее нельзя передавать по наследству, продавать и даже обменивать. Да и жить ей теперь тоже в ней нельзя. Прости, дорогая.
Начались речи, и я навострил уши.
— Покойный был дисциплинированным, грамотным офицером, — заявил высокий худой мужик в очках, начальник отдела секретного делопроизводства. — Строго соблюдал инструкции и наставления. — Это по его милости я огреб с полдюжины выговоров, из них три — лично от Первого.
— Подполковника Кондратьева всегда отличала высокая нравственность, — удивил присутствующих и лично меня начальник второго отдела, видный специалист в этой области.
Он стоял, чуть отвернувшись от гроба, и косил жеребячьим глазом в сторону аэродинамического бюста вдовицы. Та почувствовала этот взгляд, приободрилась и приятно порозовела.
— Семейные ценности всегда стояли у него на первом плане, — продолжил тот, все больше возбуждаясь, и я понял, что утешитель для моей бывшей найдется.
Причем в самое ближайшее время, может, даже сегодня. Медленно и печально.
— Все знают, какими друзьями были мы со Стасом, — со слезой произнес человек, имя которого начисто стерлось из памяти.
Он подошел к гробу, положил на него руку и поведал всем, как я без конца мотался к нему в Капотню и спрашивал, как жить дальше. А он меня наставлял и направлял.
— Прощай, дружище! — закончил этот фрукт все с той же слезой и пошел выяснять, когда начнутся и где пройдут поминки.
Дальше тоже все прошло как по писаному: уложили, присыпали, закопали. Салют, музыка, танцы. Вру, вместо них коряво и не в ногу протопали солдатики.
Присутствующие скорбно потянулись к выходу. Главный по нравственности ласково придерживал вдову за спину и чуть ниже. Он что-то мурлыкал ей на ушко.
— Эй, мужик!
Я обернулся.
Все это время я провел за кустами, буквально в десяти шагах от собственного гроба.
Небритый чумазый тип в вязаной шапочке-петушке, теплой камуфлированной куртке, спортивных штанах с лампасами и разношенных фетровых ботах остановился в нескольких шагах от меня.
— Это моя территория! — прорычал он, принял боевую стойку и сделал страшное лицо. — Ты чего здесь ходишь?
— Прости, брат, — покаялся я. — Не знал. Вот, держи. — Я поставил перед ним два полных пакета, в одном из которых что-то звякнуло. — Не обижайся. — И я пошел совсем не туда, куда все остальные.
— Эй! — донеслось вслед. — А штраф?
— А в грызло? — не оборачиваясь, отозвался я.
Перед тем как покинуть свой последний приют, я зашел за сарайчики. Там сбросил вязаную шапочку, точно такую же, как и у законного владельца территории, на которую я так нагло вторгся, теплую куртку с меховым воротником из натуральной пакли, портки неопределенного цвета и резиновые сапоги. Я остался в том, в чем пришел сюда, выбрался через пролом в заборе и залез на заднее сиденье такси.
— Что, простился? — водила сложил газетку и бросил ее на свободное переднее сиденье.
— Да. — Я вальяжно расселся, закурил и скомандовал: — Поехали!
Я устроился в уголке полутемного кафе, заказал чаю и бутербродов.
— А что-нибудь покрепче? — с надеждой спросила официантка.
— Нет! — отрезал я.
После того количества и, главное, качества выпитого накануне трезвость надолго сделалась нормой моей жизни. Еще целый месяц, а то и побольше, мысль о чем-нибудь спиртсодержащем будет вызывать у меня стойкое отвращение и откровенные мерзкие позывы.
Я без особого аппетита сгрыз бутерброды и принялся гонять пустой чай под сигаретку. Время от времени у стола возникала все та же тетка и принималась с намеком вздыхать. Она получала скромную денежку, исчезала, потом опять возвращалась.
Я прикончил чайник и тут же заказал еще один. Так и сидел, уставившись в никуда, чувствуя, как постепенно уходит из души радость от осознания того, что мне удалось натворить. Взамен наваливаются снежной лавиной усталость и злость.
История случилась интересная и в то же время достаточно идиотская. Сплошная цепь нелепых случайностей.
Все началось с того, что один шустрый сотрудник ЦРУ по имени Саймон — помните такого? — получил повышение по службе. На новой должности он стал лично отвечать за финансирование самых ценных агентов, натолкнулся на пару знакомых псевдонимов и быстренько слил информацию куда надо.
Угадайте с трех раз, к кому она поступила в России? Правильно, к Самойленко, который аккурат в это же самое время занял пост начальника управления в том же самом ГРУ и, опять же, согласно должностным обязанностям, принял под свое чуткое руководство кое-какую агентуру. Вот и говори потом, что чудес на свете не бывает.
Генерал Юра, естественно, задергался, поэтому наделал кучу ошибок. Вместо того чтобы сразу обратиться к своему куратору в ЦРУ, он попытался высвистать агента на личную встречу, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос.