– Все, надо спортом заниматься, – решил он.
– Такого за тобой не помню. Лучше кури поменьше, а то меня кашель по утрам замучил.
Миша с трудом натянул мои джинсы с небольшой пачкой денег в кармане, а я облачился в просторные брюки, скупо брякнувшие несколькими монетками. Себе я оставил лишь машинку, тетрадь, ключи от квартиры в Перово и дискеты.
– Ну и правильно, – сказал Миша.
– Ты о чем?
– О твоей нынешней работе. Я о ней давно мечтал, только боялся.
Ах вот как. Он решил, что я теперь секретный агент.
– Понимаю, служба. Не волнуйся, никто не узнает, – заверил Миша. – Но мог бы и сразу сказать, мы же все-таки… Если нужно – я всегда пожалуйста. А ты молодец, – добавил он с уважением.
– Спасибо, – сурово произнес я, делая лицо мужественным и честным.
– Волосы! – Спохватился он. – Они у тебя короткие, а я уже месяц до парикмахерской не дойду. Вдруг Алена заметит?
– Вряд ли. Лучше расскажи ваши последние новости. У кого были, о чем говорили, кто с кем поссорился. Я уж забыл все.
Он посвятил меня в свежие семейные тайны, и я еще раз убедился, что моя жизнь с Аленой была наполнена трясиной мелочной суеты. Споры о том, какую ей одеть юбку, скандалы из-за того, какой варить суп, а за всем этим – глухая, ватная пустота. Был ли я с Аленой счастлив? Или, потеряв ее, я приобрел что-то гораздо большее?
Мы выкурили по последней и вновь обнялись.
– Ну, тебе вниз, мне наверх. Купи Люсьен пива, она тоже страдает. Водки не забудь пару бутылок. Лучше пять, чтоб завтра не бегать, вдруг засветишься где-нибудь? Только сразу все не отдавай, она меры не знает. Еды захвати, у Люсьен покати шаром. И для сестренки ее чего-нибудь, мандаринов, что ли.
– Слушаюсь, мой генерал. Миша, а может, наша история для сюжета сгодится? Шпионы во времени и так далее. Круто!
– Не советую, – ответил я многозначительно.
– Понял. Тогда последний вопрос.
– Ну, валяй.
– Сколько вас здесь, агентов?
В его голосе была такая мольба, что сжималось сердце. Не ответить было нельзя. Одной ложью больше, что поделать!
– Четыре человека в каждом десятилетии, – сообщил я с предельной конфиденциальностью. – Да, чуть не забыл. Скоро в «Реке» под твоим именем выйдут четыре книжки. Не отказывайся, так надо. Продолжай работать, теперь тебя начнут печатать. Пиши, пиши, пиши – это все, что от тебя требуется.
– У меня к тебе тоже есть одна просьба. Если позвонит Костик, скажи, что я согласен.
– Какой еще Костик?
В мозгу что-то тревожно тренькнуло.
– Ну Костик, Афанасьев.
– Не знаю я никакого Афанасьева. Откуда он взялся?
– Долго объяснять, – нетерпеливо ответил Миша. – Да знаешь, знаешь, забыл только. В общем, если позвонит, соглашайся.
– С чем?
– Да не важно. Просто скажи: я согласен.
Направляясь к Люсьен, Миша сиял, как начищенный самовар. Я сочувственно смотрел ему в спину, борясь с желанием догнать и объяснить все по-человечески. Нет, этого делать нельзя, особенно после того, как он переполнился гордостью за свое будущее.
Остановившись у знакомой двери, я без труда нашел нужный ключ. Замок повернулся мягко, петли не издали ни звука. Алена любила, чтобы в доме был порядок.
– Миш, ты? – Раздалось из комнаты.
– Я.
Чтобы ответ получился будничным, мне пришлось собрать в кулак все свое самообладание.
– Который час? – Алена ленилась повернуться на бок и глянуть на будильник.
– Девять.
Я скинул ветровку, затем ботинки и, воткнув ноги в родные тапочки, остановился перед спальней.
– Вставать неохота. Сигареты купил?
– Нет.
– Почему? И чего так долго? Миш, сделай кофе.
Я с облегчением потопал на кухню. Сзади послышались шаги, и в дверях, на ходу запахивая халат, появилась Алена. Я поспешно отвернулся и с двойным рвением занялся завтраком.
– А где «доброе утро»?
Придется посмотреть.
Медленно, словно боясь ослепнуть, я отошел назад и повернул голову. Это была та самая женщина, к которой я привык, та, которую я знал и любил. Алена стояла растрепанная и не проснувшаяся, но ее сонливость разительно отличалась от той, что я увидел в Мише. На ее щеке обозначились две розовые складки от подушки, глаза, как у котенка, раскрылись еще не до конца, из-за чего лицо Алены приобрело умильно-беззащитное выражение. Она смешно наморщила носик и налила в чашку воды.
Халатик распахнулся, и я увидел ее грудь – почти полностью. То, что оставалось за бирюзовой тканью, манило сильнее, чем все женщины мира, вместе взятые. Я знал это тело так же хорошо, как и свое, но сейчас полуприкрытая нагота Алены почему-то взволновала меня, как никогда прежде.
– Чего такой напряженный? И почему без сигарет?
– Деньги забыл.
Алена зевнула и пошла в ванную. Сейчас она скинет халатик, а под ним – ничего. Я услышал, как зашуршала клеенчатая занавеска и зашумел душ. Пена в кофейнике вскипела и выплеснулась наружу.
– Алена!
– Да?
– Ты никогда не пила кофе в ванной?
Я поставил чашку на стеклянную полочку между стаканом с зубными щетками и бритвенным станком.
– С ума сошел?
Я отдернул занавеску – Алена даже не попыталась прикрыться. Черт, да она же моя жена! Видно, я и правда спятил. Я торопливо сбросил Мишины тряпки и встал под горячую струю рядом с Аленой.
– Кажется, ты задумал что-то нехорошее.
– Хорошее.
Она уже намылилась, и мои руки легко скользили по ее гладкой коже. Только сейчас я понял, что моя жена была еще очень молодой женщиной, и ей вряд ли хватало того, что мог дать Миша-младший.
Алена выдавила на ладонь большую каплю шампуня и сказала:
– Прогулка пошла тебе на пользу. Гуляй почаще.
* * *
«Хоботков открыл глаза и долго не мог вспомнить, где он находится. Луч света, протиснувшийся сквозь дыру в кровле, золотил витающую в воздухе пыль и согревал коленку. Дождя на улице слышно не было, но черные стропила сочились влагой. Они плакали по Хоботкову.»
Так начинался роман «Ничего, кроме счастья». Я машинально проглотил еще два абзаца, потом все же оторвался и с неохотой убрал лист в папку. Дипломат с рукописями весил килограмм десять. Ничего, своя ноша не тянет. Я проверил карманы: машинка, дискеты, ключи, тетрадь.
Я снова покидал эту квартиру, теперь уже навсегда. Возникло желание повыдергивать из розеток телевизор, компьютер и прочую технику, но делать этого я, конечно, не стал – вечером придет с работы Алена, да и младшенький скоро притащится. Только бы он не смотался от Люсьен раньше времени, ведь нам еще нужно переодеться. Я прикинул, в каком состоянии находятся мои носки, и решил, что вернусь в две тысячи шестой год в кроссовках на босу ногу.