– Алена, как ты думаешь, мы с тобой нормальная пара? Ну, в смысле, у нас все хорошо?
Черт, ведь совсем не то хотел сказать. Уж больно издалека получается.
– Ты на что намекаешь?
– Да не намекаю я. Просто интересно, за что ты меня можешь бросить.
– …конечно, стать заместителем генерального директора такой крупной компании совсем не просто. В восемьдесят пятом году, то есть шестнадцать лет назад, я была простым менеджером… – заговорила вальяжная дама, сидевшая по ту сторону экрана.
– Опять ты со своей философией! – Раздраженно бросила Алена. – Вот, из-за тебя вопрос пропустила. О чем ее спросили?
– А это так важно?
– Слушай, мотай на кухню!
– Не бойся, мне твой ящик не мешает. Делай, что хочешь, сегодня твой день.
– А завтра? – Не растерялась она.
И завтра, и послезавтра – вплоть до десятого апреля. Все будет так, как сейчас, только эти полгода пройдут без меня, я их уже пережил. В понедельник все вернется на свое место, это кресло у компьютера займет тот, кому оно принадлежит. У него еще все впереди: и повесть, которую сначала примут, а потом вернут, и гвоздики, которые придется ломать, потому что они не влезут в мусоропровод, и смазанный фиолетовый штампик «брак расторгнут».
Один роман был готов. Я утрамбовал пачку и отделил еще теплый последний лист. Страница пятьсот три. Ого!
– Миша, ты когда подстричься успел?
– Вчера утром.
– Ой, а это у тебя что, седой волос? – Алена оторвалась от телевизора и подошла ко мне.
– Где, на виске? Здрасьте, опомнилась! – Я заставил себя усмехнуться, хотя внутри все сжалось.
Неужели я действительно изменился? И как теперь будет оправдываться тот, другой? Прическа – дело поправимое, но седина… Надо было закрасить.
– И похудел здорово…
Я с надеждой посмотрел на экран. Там, как на зло, шла реклама. Мне вдруг захотелось все ей высказать, выдать на одном дыхании, что живу я теперь в паршивой квартире у черта на куличиках, женщин вижу преимущественно во сне, питаюсь концентратами, от того и отощал, и все потому, что в один весенний день моя жена собрала вещички и исчезла. Самое обидное, что по прошествии четырех с половиной лет я так и не узнал – зачем, куда, к кому.
– Мы продолжаем разговор о том, как добиться вершин успеха. Наш новый гость – директор-распорядитель фонда имени…
– Нет, показалось, – успокоила себя Алена и упорхнула на диван.
Я облегченно вздохнул. Два дня прошло, как по маслу, а под занавес такой прокол.
Найдя в столе папку побольше и поновее, я уложил в нее рукопись. Тесемки еле сошлись, бантик вышел маленьким и неаккуратным. Сойдет, мне только до издательства довезти, а там папка уже не понадобится.
Рецензент отнесет роман главному редактору, через неделю тот позвонит и, захлебываясь в комплиментах, предложит подписать договор.
Это я знаю точно. Мою книгу выпустят в целлофанированном переплете, на котором будет изображен танк под большим зеленым деревом. А вверху, в розовом небе, будет написано: «Михаил Ташков. НИЧЕГО, КРОМЕ СЧАСТЬЯ».
Я ее видел и даже держал в руках, но оставить себе не смог, ведь до ее выхода еще целых семнадцать лет.
Если бы я верил в приметы, все могло бы сложиться иначе. Но я в них не верил и многократные предупреждения свыше оставил без внимания.
С самого утра меня обманули на рынке, так что я сразу понял: день пошел насмарку. Главное, ведь не обвесил наглый латинос, даже не обсчитал – запретные плоды из дружественного Гондураса весили ровно полтора килограмма, и особых вычислений здесь не требовалось, – просто прибавил к сумме рубль. Широко улыбаясь и глядя прямо в глаза. И я, не выдержав этой психической атаки, безропотно уплатил, вякнул «спасибо» – воспитанный! – и поплелся прочь. Шел и грыз себя за проклятую бесхребетность. А на спине ощущался густой плевок его насмешливого взгляда.
Да, ты победил, мой смуглый младший брат, ну и черт с тобой! Подавись ты этим рублем. Купи на него конфет и отошли своим голодным волчатам в Коста-Рику, или где они у тебя там.
Конечно, бедным и убогим следует помогать, но почему они так быстро садятся на шею? Вот и этот деятель из Панамы – может, из Мексики? – не успел получить долгосрочную визу, а уже заматерел. Вернуться бы сейчас, да пригрозить ему заявлением в иммиграционную службу, и полюбоваться, как загар покидает небритые щеки.
Злоба разрасталась, словно крапива в запущенном саду, и я почувствовал необходимость прижечь язву души стопкой-другой. Подходящее заведение находилось всего в пяти шагах от рынка, и ноги сами повернули на девяносто градусов.
Харчевня со смачным названием «Покушай», аккуратный павильончик-стекляшка, являла собой образчик чистоты и порядка. Народ здесь собирался приличный, поэтому ни пьяных посиделок, ни танцев с мордобоем в «Покушай» никогда не случалось.
Все столики были свободны, лишь в углу, у самого хвоста болтавшегося под потолком картонного дракона, засыпала над книгами какая-то студентка.
Грузный китаец лет сорока со скандинавским именем Ян со скоростью циркулярной пилы шинковал пушистую экзотическую зелень, но, увидев меня, тут же воткнул нож в доску над головой и вышел навстречу.
– Миша? Как приятно тебя видеть! Ты намерен покушать плотно, как и подобает мужчине, или только раздразнить желудок? – Ян говорил с легким акцентом, но фразы строил на удивление правильно.
– Я тебя огорчу, есть я не буду совсем. Только закусить.
На столе появилась широкая рюмка на короткой ножке и расписанное иероглифами блюдце с маленьким кривым огурчиком. Ян вернулся было к своей зелени, но, постучав ножом несколько секунд, снова отвлекся.
– Миша, что-то случилось?
– Да нет, все нормально. Как у тебя дела?
– У меня проблемы, – китаец нахмурился и принялся рассматривать ногти.
– С бизнесом?
– Если бы, – отмахнулся Ян. – Иммиграционный инспектор сказал, что гражданства мне не будет. В лучшем случае – вид на жительство.
– А я думал, ты давно уже получил. И какая причина?
– Говорит, что ваш парламент со следующего года урезал квоты. Слишком много иностранцев. Миша, разве я делаю для твоей страны что-то плохое? Я уже семь лет в России, много работаю и всегда плачу налоги. А какой-нибудь лентяй из Заира целый день шляется по кино и пропивает свое пособие – только потому, что приехал раньше меня.
Я невольно вспомнил латиноса с рынка. Бедный Ян. Неужели на Земле нет такого места, где все устроено справедливо, по совести?
– За тебя могут ходатайствовать трое коренных граждан… нет, только не я, – мне пришлось опустить голову, потому что видеть его глаза было невозможно. – Правда, Ян. Кто я такой? Ни семьи, ни работы, только арестованная кредитная карта и голые мечты. Инспектор на меня даже бланк тратить не станет.