— Ну что, правильно… Так оно и есть.
— И ты всегда действуешь по закону? Тебе никогда не бывает жаль тех людей, которые нарушили закон по незнанию или случайно… Ну, ты понимаешь, о чем я.
— Я тоже человек, и все понимаю. Ты даже не представляешь себе, насколько сейчас задел за живое… Тут у нас в Зульштате история одна приключилась, драма самая настоящая. Одна моя знакомая… Словом, она нравилась мне, да и до сих пор нравится, ее Эмма зовут. По мужу — Самойлова. Она убила свою сестру. История, говорю, жуткая! Эмма вернулась с юга раньше времени и застала своего мужа с родной сестрой. Понятное дело, что испытала шок, взяла нож и ударила сестру в живот. Потом сама позвонила в полицию и во всем призналась. Я уверен, что она не соображала, что творила… или, наоборот, очень хорошо соображала и решила, что только так сможет уравновесить то зло, что они, самые близкие люди, причинили ей. Вот так…
— Знаешь, я очень хорошо ее понимаю. У меня у самого руки чесались, когда я узнал, что Лариса моя сошлась с другим… Я столько раз убивал ее мысленно!..
— Мысленно… Это понятно. Но не думаю, что ты решился бы на убийство.
— Просто я не застал ее, вот в чем разница. А если бы пришел домой и увидел ее в постели, голую, с голым волосатым мужиком, возможно, я бы убил обоих. Это я сейчас так спокойно обо всем говорю, а тогда я был сам не свой, ну, когда вся эта история с Лариской началась…
— Да понятно все.
— И что ты теперь будешь делать? Ты, я так понял, должен ее обвинять на суде.
— Да, должен. И я не знаю, как это сделать. Боюсь, что, как только увижу ее, так…
— Ты что, влюблен в нее, что ли?
— Говорю же, она мне нравилась. Не знаю, как тебе объяснить.
— Она красивая?
— Очень.
— Тогда и не надо ничего объяснять. Настя — это жена, а Эмма…
— Мечта, пожалуй. О таких, как она, пишут романы, слагают стихи… Что-то есть в ней такое… сильное… женское… А еще, она какая-то настоящая, что ли. И даже это убийство ей идет, представляешь, до чего я договорился… Ладно, пора сворачивать этот разговор, а то Настя услышит… Я Настю больше жизни люблю, она — родной мне человек. Надеюсь, что и она испытывает ко мне такие же нежные чувства…
— Она живет в Москве…
— Макс, не надо… Я знаю, что ты можешь сказать. Нет, нет и еще раз — нет! Я верю ей. Мы — семья, и у нее там, в Москве, никого нет.
— А если есть? Тоже какая-нибудь мечта?
— Нет. Говорю же, я уверен в этом. Я знаю, стоит тебе сейчас пойти по знакомым, как все в один голос будут рассказывать разные небылицы о нашей семье. Что я взяточник, что Настя изменяет мне. Если ты мне брат, не слушай никого и вообще постарайся пресекать подобные разговоры. Я рассказал тебе все как есть… Тьфу ты… Да что такое?
Где-то поблизости раздались глухие быстрые шаги.
— У вас подвал есть?
— Конечно! Огромный подвал. Там сухо, чисто, плитка везде… Винный погреб, ну и всякие соления.
— Так может, там Настя? За огурцами, к примеру, спустилась, — улыбнулся Макс. — А ты испугался.
— Да ничего я не испугался. Просто странные какие-то звуки. Да и огурцов пока еще нет. Разве что грибы… Да, ты прав, скорее всего, она спускалась в подвал за солеными песочниками.
— Песочники… Пища богов! Как же я по ним соскучился! Вы все у Нины Георгиевны их покупаете?
Макс имел в виду их старую учительницу, уже давно пенсионерку.
— Ну да. Только она одна сейчас во всем городе собирает этих малышей, и ее засол — лучший. За ее грибами приезжают даже москвичи, которые у нас тут рыбачат летом.
Братья Петровы выросли в Зульштате, жили на берегу Волги, в частном доме в двух шагах от речного вокзала. После окончания школы переехали в областной центр, снимали там комнату, пока учились в университете. Валерий учился на юриста, Максим — на экономиста. Вскоре отец умер, и мать вышла замуж за зубного врача Варфоломеева, с которым они потом вместе переехали в Питер, где ему по наследству досталась квартира. Позже к ним переехал Максим, к тому времени закончивший университет, да и остался там, женился на Ларисе.
Валерий, вернувшись после завершения образования в Зульштат, женился на Насте, и они какое-то время еще жили в старом родительском доме. И только когда Валерий стал прокурором, они с беременной Настей купили этот старый особняк в центре города.
Песочники — это отдельная тема… С детства Валерий и Максим рыбачили, в семье была моторная лодка, и они часто с родителями отправлялись на острова за рыбой или грибами-песочниками. Мать солила грибы большими банками и потом дорого продавала на базаре. Это был их семейный бизнес. Потом, когда она уехала в Петербург и дом опустел, братья продали старенькую лодку соседу, и все детские радости, связанные с поездками по Волге, пикники, рыбалка, остались далеко в прошлом… Но соленые песочники всегда были любимой закуской, и когда Максим приезжал в Зульштат к брату, первое, чем его угощали Валерий с Настей, были песочники.
В дверь постучали, это была Настя.
— Песочники? — спросил, расплываясь в улыбке Макс, видя, как Настя ставит на стол большую тарелку, полную блестящих, ароматных, посыпанных свежим лучком песочников. — Я же тебе говорил, что это Настя шумит в погребе, а ты заладил: привидения…
Утром следующего дня Маша, выпив чашку кофе, отправилась в музей к Лангу и вышла оттуда спустя четверть часа с драгоценной копией схемы немецкого кладбища, где бледными буквами было обозначено надгробие доктора Ульрихса. Ну вот и все! Сейчас она разыщет эти мраморные обломки, сравнит картинку реального кладбища с фотографией склепа Краушенбахов, разыщет его непременно, проникнет в него… Так. И что дальше? Так же темнота! Да и страшновато будет.
По дороге на кладбище Маша зашла в хозяйственный магазин и купила два фонарика с запасом батареек. Мало ли! Еще веревку, небольшую садовую лопату, если вдруг придется копать. Времени-то сколько прошло, в склеп могла набиться земля, мусор. Да и сдвинуть гроб (а он наверняка каменный) с места, чтобы добраться до клада, невозможно без лопаты или других инструментов.
Бодрая, можно сказать в прекрасном расположении духа, Маша отправилась в самую унылую часть города как в парк аттракционов.
О Ланге она старалась не думать. Старый неприятный тип. Она уже получила от него все, что нужно, и больше они уже никогда не увидятся.
На исследование немецкого кладбища, которое она нашла с трудом, поскольку не очень хорошо запомнила дорогу, по которой они возвращались с кладбища с Лангом, ушел почти час. Ей повезло, она находила могилы с хорошо сохранившимися табличками с обозначениями фамилий, что давало возможность следовать по схеме. Вот только след от могилы доктора был какой-то невразумительный. Ни таблички, ничего, только белый выщербленный мраморный камень — и все. Зато по схеме выходило, что это действительно захоронение Ульрихса, поскольку с четырех сторон оно было окружено могилами с четко сохранившимися табличками. И тут ошибки быть не могло. Точно этот памятник украли. Сперли мрамор, может, распилили и сделали столешницу для кухонного стола или просто притащили домой да и оставили, не понимая, зачем им в хозяйстве мрамор… Уроды, что еще сказать.