Что она скажет матери? Например: «Я переночую у Рут». Но вдруг мать позвонит туда? Такое уже случалось. И даже если Эбби осмелится попросить Рут прикрыть ее, то родители Рут – все равно проблема.
Ред перекидывал поленья в тачку. Уорд утирал лоб скомканной рубашкой. Эрл выключил бензопилу, и практически одновременно на крыльце появилась Меррик. Сетчатая дверь хлопнула за ее спиной.
– Ух! Такое чувство, как будто смыла с лица резиновую маску, – сказала Меррик подругам.
Держа в руках мисочку с хлопьями, она прошла к стулу с плетеным сиденьем, подцепила его ногой, подтянула ближе к качелям и села. На голове у нее по-прежнему красовались бигуди, но она переоделась в бермуды и белую блузку без рукавов.
– Мы вот гадаем, кто этот прекрасный Джеймс Дин [39] , – сообщила Пикси.
– Кто-кто? А, это Дэн.
– Он абллл-денный.
– Если в следующую субботу будет так же жарко, у меня с морды стечет вся косметика, – заявила Меррик. – И тушь. Глазки будут как у енота.
– Под стать свекрови, – хихикнула Мэдди.
– Слушайте, если у меня появятся такие же жуткие круги под глазами, застрелите меня, ладно? – умоляюще произнесла Меррик. – Знаете, какие у меня подозрения? Что она их подрисовывает. Она из тех людей, что любят прикидываться больными. Чуть что, она несется к врачу. Он ей, понятно, говорит, что все в порядке, а она возвращается и стонет: ему кажется, что все в порядке…
– Он будет на свадьбе? – спросила Пикси.
– Кто?
– Этот Дэн.
– Не знаю. Дэн будет на свадьбе? – крикнула Меррик, повернувшись к Эбби.
Та ответила:
– Его не приглашали.
– Нет? Ну тогда, если хочешь, приводи.
– Так вы что, вместе? – заинтересовалась Пикси.
Эбби чуть пожала плечами, надеясь, что тем самым дает понять: да, мы вместе, но я в любой момент могу его бросить. Пикси театрально вздохнула.
– Так, а теперь вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов, – сказала Меррик. – Мои бигуди.
– А что с ними? – не поняла Мэдди.
– Видите, какие здоровенные? Я в них сплю с четырнадцати лет. Без них мои волосы прямые как палки. Что мне делать в брачную ночь, вот вопрос.
– Спроси что-нибудь посложнее, дурочка. – Мэдди хихикнула. – Ляжешь без них. А утром встанешь рано-рано, до Трея, проберешься в ванную, накрутишь бигуди и примешь горячий душ. Волосы не мочи, но пусть пропарятся. И высушись феном – спрячь его в ванной с вечера…
– Как я возьму фен в свадебное путешествие? Для него потребуется отдельный чемодан.
– Купи другой, который держат в руке.
– Да, и убиться током, как та тетка в газете? И потом, вы не представляете, до чего мои волосы упрямые. Две минуты пара ничего не дадут.
Пикси сказала:
– Тогда уложи волосы, как у нее.
– У кого?
– У нее. – Пикси, слегка ухмыляясь, указала подбородком на Эбби.
Меррик даже не потрудилась на это отреагировать.
– Сбежать бы от Трея на парочку маленьких часиков, – мечтала она. – А в отеле пусть будет салон, который открывается в пять утра…
Бензопила опять взревела, заглушив ее последние слова. Лэндис подошел к кизиловому дереву и нагнулся за веревкой, свернутой кольцом. Дэн начал подниматься на холм, где оставил топор.
Перед ланчем мужчины ополоснули головы под краном сбоку дома и входили, обтирая лица руками. Эрл, выдвигая стул, встряхнулся на собачий манер.
Мистер Уитшенк сидел во главе стола, миссис Уитшенк – в конце, Эбби – между Дэном и Лэндисом. Ее с Дэном разделяло добрых восемнадцать дюймов, но он дотянулся ногой до ее ноги, однако делал вид, что не замечает ее, и упорно смотрел в тарелку.
Мистер Уитшенк рассуждал о Билли Холидей. Та умерла пару дней назад, но мистер Уитшенк не мог взять в толк, с чего люди так всполошились.
– По-моему, у нее и слуха толком не было, – заявил он. – Іолосок мяукающий, и мотив не держала.
Он обвел взглядом собравшихся, подключая всех к разговору. Эбби почувствовала себя учеником, который внимает речам великого учителя, чего, надо полагать, и добивался мистер Уитшенк. Она расфокусировала взгляд – это ей хорошо удавалось – и представила, будто они здесь перебирают зерно или кукурузные початки, как в старые времена после сбора урожая, и развеселилась. Когда у нее появится свой дом, пусть он будет такой же – гостеприимный, на широкую ногу, как у Уитшенков, и пусть в нем находят стол и кров бесприютные, и молодежь пусть собирается на крыльце. Дом ее родителей всегда закрыт, а дом Уитшенков – открыт. За что спасибо отнюдь не мистеру Уитшенку. Впрочем, разве не всегда так бывает? Тон задает женщина.
– Мне вот из музыки, – вещал мистер Уитшенк, – нравится, к примеру, Джон Филип Суза [40] . Думаю, вы все его знаете. Редклифф, о ком я говорю?
– О короле маршей, – ответил Ред с набитым ртом, вгрызаясь в жареную куриную ножку.
– О короле маршей, да, – кивнул мистер Уит-шенк. – Кто-нибудь из вас помнит «Ситис Сервис Бенд оф Америка»?
Никто, видимо, не помнил. Все ниже склонились над тарелками.
– Программа на радио, – пояснил мистер Уит-шенк. – Одни только марши передавали. «Звезды и полосы навсегда» и «Вашингтон пост», мои любимые. Меня чуть удар не хватил, когда их сняли с эфира.
Эбби вгляделась, выискивая в хозяине дома хоть что-нибудь от лихого парня из округа Янси. Ясно, конечно, почему его считают привлекательным: скульптурное лицо и полное отсутствие живота, хотя ему далеко за пятьдесят, если не за шестьдесят. Но он настолько строго, почти карикатурно строго одевается – даже лацкан уже поправил, – и наружные уголки глаз опущены будто от большого разочарования. На руках лиловые узловатые вены, подбородок весь в черных точках щетины. Боже, взмолилась Эбби, сделай так, чтобы я никогда не состарилась! Она прижалась левой лодыжкой к ноге Дэна и передала Лэндису бисквит.
– А мой папа считает, что Билли Холидей нет равных, – внес вклад в разговор Дэн. Он глотнул чая со льдом и невозмутимо откинулся на спинку стула. – Говорит, что главная гордость Балтимора – то, что Билли Холидей в свое время мыла тут крылечки за двадцать пять центов каждое.
– Тут нам с твоим отцом придется согласиться, что у нас нет согласия, – изрек мистер Уитшенк и вдруг нахмурился: – А кто твой отец?