— Да, — прошептал Слава.
Боль в голове усилилась, стала пульсирующей, как будто стая дятлов рвалась наружу.
— Алло! — раздалось из трубки, прижатой к уху. — Что с тобой?
Уже все. В глазах потемнело, правая половина тела вдруг онемела. Он пошатнулся, рухнул в воду и камнем пошел ко дну вместе с телефоном, выскользнувшим из руки.
Пока вальяжный охранник, бывший полковник ФСО, заметил непорядок, пока Славу выловили да вызвали санитарный вертолет… Врачи элитной клиники сделали все, что возможно, даже чуть больше. И все равно…
— В сознание он пришел, — прозвучал голос из-за стены. — А толку?
— В смысле? — Я опять попил водички и закурил.
— Тяжелейший инсульт. Сейчас он как грудной младенец. Кушает с ложечки, даже с аппетитом. С удовольствием пьет из бутылочки и обильно гадит под себя.
— Что говорят врачи?
— Организм крепкий, неизношенный. Через годик-другой, может быть, даже сумеет сказать «папа-мама». Хотя вряд ли.
— А потом?
— Ничего. — В голосе человека из-за стены совсем не слышалось огорчения. — Центральная нервная система поражена, восстановления не будет. Теперь наш Слава просто овощ или кукла, кому как нравится.
— Да, — протянул я. — Дела. Уж лучше бы сразу…
— Может, и так. Ладно, вы свою часть сделки выполнили, я тоже.
— То есть обо мне все забыли?
— Как можно забыть того, кого не существовало? — вполне искренне удивился мой собеседник. — Прощайте.
— Неплохо смотришься, — одобрительно заметил Михалыч.
Это точно, очень даже неплохо. Банкет по случаю полной победы прошел чинно, я бы даже сказал, вяло. Выпивали мы как-то без энтузиазма, а потому не ужрались, как следовало бы, просто сделались чуть пьяными.
На следующий день Погромщик умчался сдаваться в семью, а Влад умотал на юга. Дела у него там появились.
— Какие планы? — осведомился старик.
— Прикуплю паспорт и умотаю. — Я осторожно отпил горячего кофе и довольно крякнул.
Если накануне выпивать в меру, то вместо пива на следующее утро можно освежаться кофе, понемножку и вдумчиво. С удовольствием.
— Куда?
— Еще не решил. — Я закурил и опять возрадовался.
Первая утренняя сигарета пошла просто на ура.
— А если вообще никуда не уезжать? — Михалыч принял из моих рук чашку и положил в нее сахарку.
— Это как?
— Очень просто. — Он отхлебнул и кивнул в знак одобрения. — Объявиться здесь под видом моего сына. Будет хоть кому на похоронах слезу пустить. Справишься?
— Ты еще меня переживешь.
— Это вряд ли.
— Выглядишь в последнее время неплохо, — возразил я. — Похорошел, взбодрился, даже румянец появился.
— Профессор в красивых очках назвал это ложной ремиссией. — Михалыч прикурил от моей зажигалки. — Я думаю, что боженька напоследок показывает мне, как хороша жизнь. Перед отбытием в теплые края.
— Это куда?
— В ад, Мелкий. Грехов на мне слишком много. Ты и представить не можешь, сколько и каких.
— Все мы, если разобраться…
— Вот и давай разбираться. — Михалыч пристукнул высохшей ладошкой по столу. — Ты надумал раздобыть левый паспорт и где-нибудь затаиться, верно?
— Ну да. — Я пожал плечами. — Еще мордочку подкорректировать на всякий случай.
— А я предлагаю настоящие документы плюс законную регистрацию везде, где можно и нельзя. Только вот мордочку действительно поправить придется.
— Человек может вдруг взять и помереть, исчезнуть с концами, — сказал я, и старый мокрушник хмыкнул. — Но как, черт подери, кто-то может вдруг на четвертом десятке лет самым законным образом появиться на белый свет? Магия какая-то.
— Все просто. — Старик ткнул пальцем в кофейник.
Я все правильно понял, вскочил и изобразил официанта.
— Помнишь, я денег просил?
Да, было такое при дележе честно заработанного на нас и того самого Николая как бы Павловича. Черт с ним, не жалко.
Старик тогда распорядился сбросить немалую сумму на счет в Германии. Зачем и для чего, не счел нужным объяснить, а я и не спрашивал.
— Ну.
— Я как-то упоминал о знакомом чине из киевской ментовки, не забыл?
— Да, кажется, какой-то полковник.
— На самом деле генерал-майор и не какой-то там. — Старый лис усмехнулся. — Мой товарищ по несчастью.
— В смысле?..
— Тоже загибается от того же самого. Жить ему отмерено меньше полугода. В лучшем случае.
— Что с того?
— Да то, что на Украине несколько лет назад пытались запустить программу защиты свидетелей. По штатовскому образцу. А он ее курировал.
— И как?
— Как всегда, то есть никак.
Если честно, я этому нисколько не удивился.
— На выходе получились привычный славянский бардак и сплошная неразбериха. Вот он и попользовался. Когда программу стали сворачивать, кое-что отложил про запас.
— Вроде пенсии на старость?
— Точно. Новая жизнь — товар недешевый. Только не дожить ему до пенсии.
— Кажется, начинаю понимать.
— Все просто. — Михалыч опять закурил. — Познакомились мы с ним в онкологии, обнюхались, разговорились о жизни.
— И он тебе так прямо все и рассказал?
— Ага. — Михалыч грустно улыбнулся. — У последнего порога, Мелкий, люди не шибко шифруются. Выкладывают все, что на душе. А у него проблем море.
— Каких?
— Молодая жена и две дочери-погодки, четырех и пяти лет. Он, конечно, хапал, но скромно, на жизнь им уж точно не хватит. Вот я ему и предложил. Пусть генерал сначала легализует меня, потом сыночка, тебя то есть.
— Дорого вышло?
— Не дороже денег.
— Ты ему веришь?
— Нет, конечно. Да и не надо. Пусть он нам теперь верит. Я выплатил меньше половины, остальные деньги уже ты будешь ежегодно перечислять вдове. После того как мы с его превосходительством переедем под травку.
— Умно!
В смысле, настолько глупо, что может и пройти. Любой человек, имеющий хотя бы пару извилин, на моем месте непременно взял бы низкий старт и рванул куда подальше, джунгли, тайгу или тот же Шанхай с населением как в паре европейских стран. Пусть там и ищут, если захотят.
— Рад, что оценил. — Михалыч достал из кармана паспорт и положил его на стол передо мной. — Зацени.