Отметим сразу же, что хотя проза Грасса как бы ужалась в новелле до непосредственного отражения драматического, даже трагического факта, Грасс вновь создал удивительную, виртуозно выстроенную художественную конструкцию, соединяя прошлое и настоящее, реальность и вымысел, совмещая разные временные уровни, углы зрения, меняющуюся повествовательную перспективу… И хотя трудно себе представить более разные произведения, чем, к примеру, «Крысиха» и «Палтус», с одной стороны, и «Траектория краба» — с другой, художественное мастерство Грасса, его, повторимся, виртуозность остаются непревзойденными.
Писатель обратился к теме, которая долгое время считалась «табуизированной», не подлежащей общественному обсуждению ни в Германии, ни в России. Впрочем, в некоторой степени Грасс нарушал это табу в разных произведениях, в том числе в автобиографическом романе «Луковица памяти», с которого мы, нарушая хронологию, начали обозрение его творчества. Сейчас мы снова нарушаем хронологию — «Траектория краба» была издана в Германии и переведена на русский в 2002 году, а перед ней появилось подводящее итоги XX века произведение «Мое столетие», к которому нам еще предстоит обратиться.
Но что же за тема, умалчивавшаяся столь долгое время, вдохновила на сей раз Грасса?
Речь идет прежде всего о судьбе немецких беженцев из Восточной Пруссии в конце Второй мировой войны. Наступление советских войск было стремительным и неудержимым. Рейх близился к закату, последние части вермахта и СС еще пытались огрызаться, но крах нацистской империи был очевиден. Толпы беженцев с детьми и домашним скарбом или без оного заполонили дороги, ведущие на Запад. Отступавшие немецкие войска попросту сбрасывали на обочины, на лед, снег и в ледяную жижу соотечественников, пеших, или на крестьянских повозках, или толкавших перед собой детские коляски с детьми и вещами. Проносившиеся в панике уцелевшие боевые машины вермахта давили, убивали, шли, что называется, по головам растянувшейся на десятки километров отчаявшейся и до смерти напуганной толпы.
Грассовский летописец, которому поручено повествование, напоминал как раз об этом: как по зимним дорогам на Запад сплошным потоком двигались беженцы. Многие закоченели в сугробах, умерли в придорожных канавах или в проломленном, подтаявшем льду.
К середине января 1945 года началось крупномасштабное советское наступление. Немцев охватила паника. Лишь часть беженцев достигла портовых городов Пиллау, Данциг и Готенхафен. Сотни тысяч людей попытались спастись морским путем. Они осаждали военные, пассажирские и торговые суда.
Часть этих беженцев штурмовала переполненный сверх всякой меры стоявший у причала большой корабль «Вильгельм Густлофф». Это была огромная плавучая казарма. Кого там только не было! Военные моряки, от рядового состава и унтер-офицеров до офицеров, и молодые подводники, проходившие обучение (четыре роты учебного дивизиона, где готовили смертников), и вспомогательный состав ВМФ из Союза немецких девушек — нацистской организации, дававшей присягу фюреру, и раненые… И вот на это судно, уже забитое до отказа, ринулись тысячи беженцев, в том числе с маленькими детьми.
Помимо тысячи с лишним моряков-подводников и 370 девушек-военнослужащих, там находились также расчеты зенитных установок. Там же были плохо обученные хорватские добровольцы, которых взяли для пополнения экипажа.
На корабле была плохо налажена система связи, не хватало спасательных баркасов, которые были откомандированы «для постановки дымовых завес при воздушных налетах на гавань и заменены гораздо меньшими по вместительности весельными шлюпками».
У причала стояло, таким образом, не госпитальное судно Красного Креста, не транспортный корабль, переполненный исключительно беженцами, а подчиненный командованию военно-морского флота вооруженный лайнер. Общее число пассажиров так и осталось неизвестным… Всего на борту оказались зарегистрированными 6600 человек, из них около полутора тысяч беженцев. Однако на лайнер пробилось еще множество людей, которых уже никто не считал…
Существуют лишь оценки, согласно которым в конце концов на борт попало около четырех с половиной тысяч детей. Потом поступили еще партия раненых и последний отряд девушек из вспомогательной службы ВМФ. Их разместили в осушенном бассейне, который находился на палубе ниже ватерлинии, и этот бассейн оказался для них смертельной западней. Но эти девушки, якобы беззащитные, носили «военную форму с имперским орлом и свастикой», «они принимали присягу на верность фюреру».
Тридцатого января 1945 года было очень холодно: 18 градусов мороза. Фарватер в Данцигской бухте пришлось расчищать ледоколами. Прогноз погоды был неутешительным: сильный шторм, ураганные порывы ветра. Встречным курсом, прямо на лайнер, двигался пароход «Реваль», заполненный беженцами из Тильзита и Кёнигсберга; он шел от Пиллау, последнего порта Восточной Пруссии. Поскольку мест внизу не хватало, беженцы сгрудились на верхней палубе «Реваля», при этом многие замерзли насмерть, продолжая стоять, как «ледяные столбы». «Вильгельм Густлофф» принял часть уцелевших беженцев с этого корабля — они были уверены, что уж на океанском лайнере уцелеют.
Кстати, на «Вильгельме Густлоффе» было «слишком много капитанов» — не один, как на «Титанике», а целых четыре. Это тоже сыграет роковую роль, потому что все они перессорились, да к тому же были больше озабочены собственным спасением, чем спасением пассажиров. Радиограммой на пароход пришел приказ о конечной цели маршрута: будущие подводники должны были сойти на берег в Киле, как и девушки из вспомогательной службы ВМФ; там же полагалось оставить и раненых. Беженцам же надлежало двигаться во Фленсбург.
Метель не стихала, и вообще было слишком много негативных факторов, которые позднее усугубили положение: на капитанском мостике шли непрекращаюшиеся ссоры, не хватало судов сопровождения и спасательных ботов, верхняя палуба обледенела, и потому невозможно было воспользоваться зенитками.
Но главное было в другом: не только лайнер шел на расстоянии 12 миль от берега Померании. Тем же курсом следовала советская подводная лодка «С-13», входившая в состав Краснознаменного Балтийского флота. Подлодка дожидалась немецких военных кораблей, покидавших портовый город Мемель. С экипажем в 47 человек и десятью торпедами на борту она направлялась к померанским берегам. Командовал подлодкой знаменитый моряк Александр Маринеско.
«Вильгельм Густлофф» шел на Запад к району отмели Штольпмюнде. В это время сто бомбардировщиков совершили ночные налеты на немецкие города Хамм, Билефельд и Кассель. Президент США Франклин Рузвельт уже отправился в Ялту, чтобы принять участие в конференции, которая должна была решить вопрос о новых европейских границах. Из всего сопровождения «Густлоффа» только эсминец «Лёве», сражаясь с высокой волной, продолжал идти заданным курсом.
Тем временем капитан Маринеско уже засек военный транспорт и судно сопровождения. «По его собственным словам, сказанным позднее, он был готов атаковать фашистских гадов, напавших на его родину и разоривших ее, где бы он их ни встретил». Маринеско решил атаковать из надводного положения. Три торпеды устремились «к безымянному для Маринеско кораблю». Перед этим капитан «увел лодку немного вниз, так что корпус ее не был виден, из воды при всё еще высокой волне торчала только рубка… “С-13” беспрепятственно приблизилась к цели с левого борта… Нос корабля вошел в перекрестье прицела».