Рассказчица в себя прийти не может от увиденного и услышанного и от того, что когда один из свидетелей рассказывал о пытках, придуманных этим Богером, тот, сидевший на скамье подсудимых, стал улыбаться… Молодая женщина уже не сможет забыть все, что узнала, и она решает поехать в Польшу, благо с визами стало «проще простого», а там от Кракова «недалеко и до Освенцима». Она чувствует, что обязательно должна там побывать…
На мой взгляд, это одна из самых сильных новелл Грасса, где так лаконично, но глубоко и точно переданы трагедия истории и те чувства, которые испытывает впервые о ней узнавшая жительница Франкфурта.
Грасс рассказал в этом томе и о своем участии в предвыборной борьбе 1960-х годов, когда он так активно выступал за социал-демократов и Вилли Брандта, и о студенческих волнениях и убийстве Бенно Онезорга, и о реваншистах, всё еще гордящихся старыми нацистскими флагами и успехами германского оружия.
От имени некоего циничного журналиста он описывал поездку Вилли Брандта в Польшу в 1970 году, когда канцлер упал на колени у Мемориала Варшавского гетто, не в силах сдержать свои эмоции. Эта фотография Брандта, стоявшего на коленях там, где было гетто, обошла всю мировую прессу. Но грассовский рассказчик уверен, что всё это был не спонтанный, искренний жест, а продуманный и отрепетированный. Наверняка, считал журналист, этот «пройдоха», его доверенное лицо (то есть Гюнтер Грасс), который здесь, дома, пытается представить позорный отказ от исконных немецких земель как великое достижение, «нашептал» ему «эту позорную идею». Вот канцлер и «устроил шоу», «тихонько так, вне протокола» рухнул на мокрый гранит. Фотогенично кается!
Руководство его редакции, признался этот писака, в душе предпочло бы, чтобы этот канцлер сгинул навеки. Но если написать в другом регистре, например, так: «Где некогда находилось Варшавское гетто, с бессмысленной жестокостью уничтоженное и стертое с лица земли в мае 1943 года, перед Мемориалом, выражая раскаяние за все злодеяния, совершенные именем немецкого народа, упал на колени немецкий канцлер и тем взвалил на свои плечи великую вину; он, который лично не был ни в чем виноват, упал на колени».
Вот это, пожалуй, кто угодно напечатает, размышлял рассказчик. Но при этом надо хитро повернуть дело так, что не одни, мол, немцы были антисемитами, но и поляки тоже. А этот «предатель родины, который в мундире норвежской армии сражался против нас, немцев, заявляется сюда и подносит полякам на тарелочке нашу Померанию, нашу Силезию, Восточную Пруссию», да еще и плюхается на колени.
«И чего я нервничаю», — успокаивал себя этот журналист, готовый с легкостью необыкновенной «переключать регистры» и писать, что прикажут. Нервничать ему незачем, потому что Бреслау, Штеттин, Данциг его на самом деле мало волнуют — «плевать я на них хотел». «Напишу просто что-нибудь для воссоздания атмосферы». Главное, что Польша надеется получить миллиардный кредит, который этот «коленопреклоненный тип» наверняка ей пообещал. «Господи, до чего я его ненавижу… Не-на-ви-жу!» Но на колени он упал здорово, признавал в итоге этот глубоко принципиальный современник.
Много захватывающих сюжетов в книге Грасса. И когда ее перелистываешь вновь в желании определить, не упущено ли что-то сверхважное, что-то главное, каждый раз выясняется, что так оно и есть. Невозможно закончить эту главу, не сказав хотя бы о некоторых новеллах, которые навсегда застревают в памяти. Вот одной из таких является, на мой взгляд, история выдачи Ульрики Майнхоф и, по-видимому, Баадера, потому что в новелле сознательно содержатся недомолвки. И главное здесь не столько сам факт, сколько его психологическая подоплека.
Напомним, что Ульрика Майнхоф, Андреас Баадер, Гудрун Энслин и еще один молодой человек составляли так называемое «твердое ядро», то есть организационный и идеологический костяк РАФ — «Фракции Красной армии», крайне левой, экстремистской группы, ставшей в итоге на путь терроризма и убившей — при самых добрых намерениях по улучшению общества — много ни к чему не причастных и ни в чем не повинных сограждан. Они подкладывали бомбы, похищали людей.
Ульрика Майнхоф, прежде чем стать на путь террора, была весьма известной журналисткой, у нее была колонка в левом журнале «Конкрет», издателем которого был ее муж Клаус Райнер Рёль.
Я очень хорошо помню этот журнал и колонку с фотографией молодой, очень симпатичной женщины. У нее были маленькие дети, и она была воспитанницей очень почитаемой в ФРГ Ренаты Римек, профессора, человека в высшей степени достойного. Гудрун Энслин и вовсе была дочерью священника. Меньше сочувствия вызывали молодые люди, особенно Баадер, фотографии которого не возбуждали ни малейшей симпатии.
Погибли они в тюрьме Штаммхайм, при до сих пор не проясненных обстоятельствах, о которых тогдашняя пресса очень много писала. Они то ли были убиты, то ли покончили жизнь самоубийством. Трагическая судьба Ульрики Майнхоф волнует лично меня до сих пор. Наверное, потому что в молодости я была ее постоянной читательницей и то, что она писала, не только не вызывало отторжения, а скорее наоборот.
А сюжет новеллы снова очень прост (хотя психологически очень сложен). Некий учитель, который пытается то скрыться за третьим лицом, то выступает от первого, рассказывает, как однажды в его квартиру позвонила молодая женщина и спросила, нельзя ли двум людям у него переночевать. В соответствии с нравами левой публики того времени это было дело почти обычное и рассказчик не удивился и дал согласие.
Но очень быстро у него возникли сомнения и подозрения, он посоветовался со своей подружкой, потом с приятелем. И приятель, согласившись с его подозрениями, сказал: «Да набери 110 и дело с концом». Он так и поступил. Девушку и ее спутника арестовывают, потому что 110 — номер полиции. Рассказчик как бы руководствуется благими намерениями, следуя за высказыванием одного популярного ганноверского профессора, который считал, что члены РАФ «дали правым такие аргументы, которые компрометируют весь левый спектр». Это, говорит рассказчик, соответствует и его убеждениям, вот почему он набрал 110. У «гостей» полиция находит оружие, бомбу и т. д.
Повествователь оправдывает себя еще и тем, что распространились слухи, будто Ульрики уже вообще нет в живых и это могла быть другая женщина; к тому же гостья была так худа, что трудно было понять, действительно ли она Ульрика Майнхоф. Он считает, что поступил как должно. Но «настроение у него всё равно не улучшается… Потому что до конца своих дней он останется тем человеком, который набрал номер 110».
Заметим, что отношение к РАФ и особенно к Ульрике Майнхоф было в то время неоднозначное. Это не нынешние террористы, которые вызывают лишь ужас и отвращение. С Ульрикой всё было сложнее. Например, Генриха Бёлля некоторые считали ее «симпатизантом»…
Конфликт между благими намерениями и дурным поступком — а доносительство, как ни суди, едва ли может считаться хорошим поступком (хотя возможен миллион оправданий, особенно если речь идет об ужасном преступнике, которого необходимо передать в руки правоохранительных органов) — этот конфликт воспроизведен в новелле очень тонко, с потрясающими нюансами, и тут уж нечего добавить.