Входная дверь, наконец, открылась, захлопнулась. Тоня от радости резко поднялась и от боли чуть не потеряла сознание. Постаралась спокойно сесть, выпила свои таблетки и позвала:

– Катя, подойди, я посмотрю, нет ли у тебя температуры. Нога разболелась из-за бурана.

Катя вошла, бледная, с покрасневшими глазами и хлюпающим носом. Села рядом с матерью, послушно подставила лоб, Тоня температуру определяла губами всегда. Никогда не ошибалась. Много раз перепроверяла градусником.

– Есть, – озабоченно сказала она. – Иди, умывайся, еда еще теплая наверняка. А я сделаю тебе гоголь-моголь.

– Да ладно, – безразлично ответила Катя. – У тебя же нога болит. А я и есть не хочу. Мы с девочками купили гамбургеры… Большие. Я еле доела.

– Вот и зря. Картошечка такая вкусная, котлеты домашние, помидоры соленые… В общем, я вижу, что ты просто очень устала. Гоголь-моголь я сделаю, а проснешься ночью – поешь.

– Да, – так же механически ответила дочь и пошла в ванную.

Тоня смотрела ей вслед, на узкую спину, тонкие ножки, и лицо ее страдальчески сморщилось уже не от боли. Очень часто ей казалось, что ее девочка не очень счастлива. Иногда, что очень несчастлива. Такая, в общем-то, ерунда. Просто травма, которая скоро пройдет и забудется, разрушила их жизнь. Девочке тяжело и неуютно с болеющей матерью. «Эй, – вдруг вмешался внутренний голос. – С чего ты взяла, что дело в твоей травме? У Кати своя жизнь, и она давно ничем не делится».

С внутренним голосом Тоня не спорила. Он часто был прав. От лекарств стало как будто легче. Эффект плацебо. Таблетки пока не успели бы подействовать. Потом боль на самом деле пройдет, но станет тяжелой и сонной голова. Тоня взяла палку, пришла на кухню, подогрела молоко, растерла еще пару желтков с медом. Так полезнее. Перемешала в кастрюльке с горячим молоком, добавила кусочек масла. Вылила в высокую термокружку, отнесла к дочери в комнату, расстелила ее постель. Катя вошла уже в пижаме. Сказала:

– Мама, я очень хочу спать. Но это я, конечно, выпью.

Когда она легла, Тоня налила в ванной горячую воду в небольшую грелку, вернулась, сунула дочери в ноги.

– Спи, детка, – поцеловала она Катю. – Свет выключить? Или ты будешь читать?

– Выключи.

Пока Тоня боролась со своей ногой, пытаясь принять ванну, лекарство подействовало. Глаза слипались. Она нырнула в ночную рубашку, вернулась к себе, легла, укрылась уже не пледом, а пуховым одеялом, выключила бра. Стало так хорошо и спокойно. Что она придумывает? Да и внутренний голос у нее большой фантазер. У них все нормально. Это еще одна спокойная, тихая ночь. Что может быть лучше для женщины, чем спящий ребенок, которому тепло, уютно, безопасно.

Тоня провалилась в сон очень быстро. Проснулась внезапно от чего-то непонятного. Ей приснились какие-то звуки или это на самом деле? Как будто то ли кошка мяукает, то ли собака скулит… Она прислушалась и похолодела. Это был плачь Кати. Но она так никогда не плакала. Как будто пыталась заглушить крик или вой, как будто у нее кончились силы, и она уже просто скулила. Одна! На часах было три ночи. Час волка.

Глава 6

Достаточно большой, но достаточно скромный дом светился всеми окнами за металлическим узорчатым забором. Ворота были открыты. Во дворе уже стояли машины.

– Е-мое, – сказал Виктор, когда они въехали на территорию. – Тут такие тачки! Как это мы сюда вписались, не пойму. «Форденку» моего хозяина даже не знаю, сколько уже лет. Столько не живут. А здесь все небось на личных, а не на хозяйских! Тут светский раут, что ли? Ты посмотри: «мерс», «Феррари», новенький «Лексус». Если тебя пригласили посуду помыть, я разворачиваюсь, мы едем домой. Футбол по телеку будет, к тому же спать хочу.

– Нет, не посуду. Просто пообщаться. Здесь нормальные люди, ну, такие у них машины, они же не знали, что тебе от этого плохо станет. А то бы на велосипедах, конечно, приехали. Дикие мы с тобой стали, вот что я скажу.

– И давно тебя такое открытие стукнуло?

– Недавно. Вот пришла в салон красоты, посмотрела на других людей… И стукнуло.

– А. Салон. То-то я смотрю, мне мяса не докладывают. Не заводись. Шутка. Просто как ты повадилась туда ходить, что-то у нас дома изменилось.

– Тебе не нравится?

– Мне все нравится. Разве ты не поэтому за меня пошла? И не просто! Бросила Левку, который до сих пор ходит, как двадцать лет назад: задом крутит и яйца свои носит торжественно.

– Фу, какой ты некультурный и грубый.

– Почему ты от него сбежала? Он же типа культурный?

– Ты был красивый, а он нудный. Он таким и остался.

– А я уже некрасивый, старый, покрытый мхом пень?

– Ох, как же ты пристал! Нет. Ты и сейчас красивый. Просто присмотрелись мы друг к другу. Ты на меня глаза поднимаешь вообще раз в месяц, когда тебе кажется, что я мяса не докладываю.

– Да ты чего?!

– Ладно. Разговорился. У меня даже голова разболелась. Витя, мы вообще-то не разговариваем много лет. Только про борщ, иногда про Игорька. А тут вдруг… Все. Ксения машет в окно. Паркуйся нормально, чтоб особенно твой «форденок» в глаза не бросался, и пошли. Ждут нас.

Входная дверь была распахнута настежь. Они поднялись по ступенькам, прошли небольшую террасу. Направо по узкому коридору была просторная кухня. Там вкусно пахло, и хлопотали какие-то женщины. Налево – огромная комната. Практически весь этаж. По ту сторону, где кухня, несколько узких дверей подряд. Наверное, ванная, туалет, кладовка. На вешалке в коридоре вещей было мало. В основном гости, как и Виктор с Верой, приехали без верхней одежды.

Вера была в своем единственном выходном платье. Конечно, в синем. И глаза у нее стали под цвет – синие. Вот только надевала она это платье очень редко: некуда. На ногах узкие серые лодочки. Хотела по привычке сбросить, как делала дома, чтобы сразу влезть в тапки, но опомнилась. В гостях не принято, да и пол мыть не ей. Но повернулась на автомате налево – в кухню. Виктор схватил ее за руку.

– Слушай, ты меня не позорь. Не хватайся тут за кастрюли и тряпки. Если, конечно, это правда, что нас пригласили просто в гости, а не подать – убрать.

– Это правда, – Вера взглянула на мужа такими огромными и синими глазами, что он даже на секунду замер.

Виктор когда-то на улице встретил девочку, она выглядела намного моложе своих двадцати. У нее были такие синие глаза. Он сразу влюбился, отбил ее у жениха, женился. И сразу успокоился. Жизнь пошла нормальная, жена попалась спокойная, верная и хозяйственная. Та девочка исчезла. И вдруг он увидел ее сейчас. Но сказал строго:

– Слушай, ты такая перепуганная, что это ежу понятно. А людям тут весело – разговаривают, смеются. Ты уж постарайся. Это твои знакомые. Я никого не знаю. Но не хочу просидеть в углу с тобой, как два сыча.