Стало тихо. Глава МОССАДа положил трубку. Бенхакер поплелся обратно в палату. Шрам на ноге дергало со страшной силой, а грудь сдавливало от боли, стоило лишь глубже вздохнуть. Бенхакер был зол, очень зол, однако понимал: может возмущаться и негодовать сколько угодно, однако ослушаться генерала он не посмеет.
* * *
В начале третьего такси остановилось перед зданием, где жил Бенхакер, зажатым между другими такими же домом в Эрлс-Корт с облупившимся фасадом. Шел дождь, поэтому он поспешил забежать в темный подъезд. От ковровой дорожки, как всегда, пахло сыростью. Вдобавок его с порога встретил знакомый запах карри. Кто из соседей является любителем этой приправы, Бенхакер не знал, однако, судя по тому, что «аромат» не успевал выветриваться и стоял в доме круглогодично, оставалось предположить: либо кто-то открыл подпольный ресторан, либо несчастные страдают тяжелой формой зависимости и едят с карри все подряд.
Но еще более омерзительная вонь ударила в нос Бенхакеру на верхнем, четвертом этаже, где он, собственно, и проживал. Чем ближе он подходил к двери квартиры, тем больше она усиливалась. Повернув ключ в замке, Бенхакер вошел и сразу понял, чем это так несет, – гниющим мясом. Зайдя на кухню и открыв холодильник, едва сумел подавить тошноту. Пока он лежал в больнице, проклятый агрегат сломался. Причем, судя по состоянию, в котором находились четыре стейка и две пинты молока, произошло это давно.
Зимой Бенхакер был на вечеринке, и одна из присутствующих женщин утверждала, будто владеет искусством хиромантии. Бенхакер позволил ей взглянуть на линии своей руки. Хиромантка предсказала, что его ждет множество невзгод. То, что она увидела на ладони у Бенхакера, так ее расстроило, что бедняжка прослезилась, тем самым изрядно подпортив ему настроение. Когда в канун Нового года Бенхакер споткнулся и разбил зеркало в спальне, поневоле задумался. Примета хуже не придумаешь. Неужели эта чокнутая хиромантка не просто так болтала про невзгоды?
Каждый раз, возвращаясь домой, Бенхакер первым делом обходил и тщательно осматривал все комнаты в квартире. При этом не важно было, отсутствовал он полчаса, несколько дней или, как сейчас, несколько недель. За время пребывания в больнице Бенхакер успел забыть, как уныло выглядит его жилище при дневном свете, особенно в пасмурный день. Денег хватило только на самые необходимые предметы обстановки, многие из которых пришлось покупать в магазине подержанных вещей. Единственными предметами роскоши являлись цветной телевизор «Сони» с диагональю двадцать один дюйм и видеомагнитофон JVC – Бенхакер был заядлым киноманом и в таком удовольствии отказать себе не смог. Правда, имелись в хозяйстве еще несколько дорогих предметов – автоматический пистолет «Вальтер ПП» и самая совершенная в мире электронная аппаратура для разведки и наблюдения на сумму в общей сложности тридцать тысяч фунтов. И то и другое по-прежнему лежало на своем месте, в тайнике за спинкой кровати.
С тумбочки Бенхакер взял рамку с увеличенной фотографией Аманды. Вот она на какой-то стройке, стоит в каске рядом с горой щебенки и задорно улыбается. Бенхакер вынул снимок из рамки и взял двумя руками, собираясь разорвать пополам, но потом передумал и просто сунул в ящик тумбочки. Бенхакер опустился на кровать, которую так и оставил незастланной, уезжая в субботу утром в Бристоль. Его охватили грусть и уныние. Бенхакер снова принялся вспоминать счастливые месяцы, проведенные с Амандой, однако тут же постарался выкинуть эти мысли из головы: воспоминания оказались слишком болезненными.
Познакомились, когда многоэтажное офисное здание в Кэмден-Таун практически полностью выгорело в результате пожара. По легенде Бенхакер работал страховым оценщиком в «Эйзенбар-Голдшмидт», крупной израильской компании, специализирующейся на перестраховании. На место пожара его якобы прислали оценить ущерб. На самом же деле его отправили в этот небоскреб потому, что на одном из многочисленных этажей располагалась крупная израильская импортно-экспортная компания.
МОССАД желал разобраться, не является ли поджог делом рук арабской стороны и частью плана по саботажу работы израильских фирм. При этом МОССАД хотел получить отчет от собственного сотрудника, которому можно доверять. К британской полиции там особого доверия не испы тывали – как, впрочем, и к любой организации, которая открыто не объявляла себя произраильской и не демонстрировала свою поддержку на деле.
Аманда же прибыла на место пожара в составе команды архитекторов и дизайнеров, которых наняли для работ по восстановлению здания. Приблизившись к тумбочке, Бенхакер снова достал фотографию, посмотрел на нее и убрал обратно. Полтора года все у них шло прекрасно, а потом пламя страсти погасло так же быстро, как и разгорелось.
Во время последних двух свиданий Аманда слушала Бенхакера вполуха и совсем не интересовалась его делами. А потом, когда на выходные собирались съездить в Шотландию, позвонила в четверг и сказала, что поездку придется отменить: ее отправляют на конференцию архитекторов в Колонь. Тут Бенхакер порывисто вскочил с кровати, быстрыми шагами приблизился к окну и, распахнув его во всю ширь, полной грудью вдохнул свежий воздух. Затем, опершись руками о подоконник, уставился во двор, на стоявшие возле входа в подвал мусорные баки. Теперь Бенхакер вспомнил, что произошло в день аварии. Вспомнил, как на трассе увидел Аманду в «порше» с незнакомым мужчиной. На конференцию в Колонь она уехала, как же! По работе!..
Бенхакер долго простоял у окна, глядя на моросящий дождь. Попытался припомнить другие подробности аварии, но на ум больше ничего не шло.
Бенхакер понимал, что денег у него кот наплакал. Служи он и в самом деле страховым оценщиком в «Эйзенбар-Голдшмидт», получал бы вполне приличную зарплату и ездил бы на нормальной машине. Но – увы! Жалованье агентам МОССАДа платили из скудного бюджета министерства обороны Израиля. Поэтому денег МОССАДу вечно не хватало, а больше всего страдали сотрудники. Бенхакер неоднократно подумывал о том, чтобы уйти в отставку, но чувство долга, глубоко укоренившееся желание помочь Израилю преодолеть все трудности и выстоять, а также уверенность, что без него, Бенхакера, с этой задачей никто лучше не справится, всякий раз удерживали его на службе.
Он часто спрашивал Аманду, не смущает ли ее его бедность, ведь он не может ни прокатить ее на шикарной машине, ни сводить в дорогой ресторан. Но Аманда всякий раз отвечала, что деньги для нее не имеют значения. Однако Бенхакер замечал, что Аманду привлекает мир богатых и знаменитых. А увидев ее в том «порше», понял, что в конце концов она все-таки не устояла и поддалась соблазну. Аманда навещала его в больнице два раза. В первый сидела рядом с кроватью, держа за руку и еле сдерживая слезы. Во второй принесла коробку конфет, забыв, что шоколад Бенхакер не ест, и пробыла в палате минут пять, не больше. Внутренний голос настойчиво твердил: «Забудь эту девушку». И Бенхакер пытался, честно пытался. Но успеха пока не добился.
Получив телекс от Тео Барбьеро-Руша, Рок долго сидел за столом и просто смотрел на него. Остатки послеобеденного опьянения уже успели выветриться, и Алекс едва удерживался от желания сбегать за бутылкой чего-ни будь крепкого и напиться снова. Ситуация с кофе складывалась такая, что думать о ней, не находясь под воздействием алкогольного дурмана, не хотелось. Рок испытывал потребность забыться, и желательно на долгое время. Надеялся, что работа его отвлечет, но, нехотя позвонив двум клиентам, развеяться так и не сумел. Посмотрел на часы – без пяти пять. Несколько коллег уже стали собираться домой. Тут кто-то позвонил Року по внутренней линии. Он взял трубку.