И вряд ли за годы привычку поменял.
Если не захочет неприятностей, то и Татьяне заплатит.
— Гошка! И ты молчал! Ты знал и молчал столько лет? — Варвара прижала руки к сердцу и рухнула в кресло. — Как ты?.. Хотя что от тебя ожидать! Ты же у нас всегда пацифистом был, дипломатом… Вечно со всеми договориться норовил. Зато понятно, с чего ты взял, что Маринка виновата… Мы же ее до маминой смерти и не видели. А потом уже… Мало ли с кем отец познакомился. Они ведь с мамой никогда особо не ладили, он женился на ней потому, что она была единственной дочерью партработника. Дед ему помог карьеру сделать. А потом отец и сам уже, он осторожным был. Все боялся, что старые времена вернутся. И все на маму записывал и таился. Деньги имел, а не тратил. Ей внушал, что если высунуться, то посадят…
Она замолчала, сунув руки в подмышки. И вид у нее был несчастный.
Тишина была недолгой.
Когда Варвара заговорила вновь, голос ее звучал много спокойней. Жестче.
— Марина не была злой. Наоборот. Мама… мама никогда ничего не покупала. Вечно за машинкой, то одно платье перешьет, то другое перелицует, еще что-то придумает. Но ведь все равно обноски! И я в этих обносках… Все над нами смеялись. А Марина, она принесла кучу нарядов…
— Ты и поплыла, дура, — не выдержал Егор.
— Не дура. Я хотела жить нормально! А мамаша… Ты же понимаешь, что она свихнулась!
— Не говори так о матери!
— Как «так»? Жень, ты же помнишь… Ты не можешь не помнить! Эти ее сосиски перемороженные. Каши на воде. Это вечное… «мы не должны выделяться». А каждый звонок в дверь? Она подрывалась прятать вещи… И ладно бы что-то приличное, но тот золотой металлолом, который вроде как украшениями считала.
— Тревожное расстройство. — Татьяна подавила зевок. — Случается. Ей нужна была помощь.
— Психушка ей нужна была.
— Ты о матери говоришь! — рявкнул Егор.
— И что с того? Можно подумать, ты так уж ее любил… Нет, когда жива была, то вечно сбегал. То к дружкам, то еще куда, главное, чтоб не встречаться. А Маринка появилась, так сразу в штыки. Орать начал, убийцей обозвал. Помнится, папаша тогда взбеленился. За ремень взялся… Никогда нас не трогал, а Гошку так отходил, что тот потом сутки лежмя лежал. А главное, оба упрямые, что бараны… Значит, Танька тебе рассказала… Что ж тогда не предупредил мамочку, если ты ее так любил?
— Не успел.
Мать свою Егор и вправду не особо любил. Нервозная. Истеричная. По малейшему поводу срывающаяся в слезы. Но это же не значит, что можно просто взять и от нее избавиться! А потом и убийцу в дом привести.
Однако если рассказывать по порядку, то стоит начать с Татьяны. Она сама подошла к Егору после школы и сказала:
— Ну привет, братишка.
— Что? — Он не был настроен шутить.
— Говорю, привет, братишка. — Эта девица в стоптанных ботинках ему сразу не понравилась. Она выглядела такой самоуверенной и наглой, что Егор смешался.
— Ты мне не сестра.
— Сестра. — Она надула пузырь из розовой жевательной резинки. — Только ты об этом не знаешь. Видишь ли, когда-то твой папаша соблазнил мою мамашу. Заделал ей ребенка, а потом и смотался подальше. Скотина.
Это она произнесла беззлобно. Но слова Егора задели. Нет, он был далек от того, чтобы считать отца идеалом, но вот чтобы какая-то девка так о нем говорила…
— Да иди ты!
Ему казалось, что если девицу послать, то она и уйдет. Так и получилось, Егор обрадовался, но, как оказалось, радость эта была преждевременной.
Девица явилась на следующий день.
— Чего тебе?
— На. — Она протянула конвертик. — Здесь кое-какие копии… Документики и все такое. Твой папаша у моего деда лечился. Не сам, а женушку свою водил. Мамку твою.
Следовало бы конверт отправить в мусорное ведро, но Егор взял.
И заглянул.
И бумаги прочел, и вправду копии, но если копии, то есть и оригиналы. Только…
— Это ничего не доказывает. Мама всегда была…
— Да ладно. — Девица, терпеливо ждавшая, пока Егор дочитает, отмахнулась. — Можешь не объяснять. Я б свою тоже куда сводила, чтоб мозги ей на место поставили, так ведь не пойдет же…
Как-то так вышло, что слово за слово, и она рассказала Егору нехитрую историю своей жизни. И нельзя сказать, что история эта поразила Егора. Отнюдь. И сочувствием он к новообретенной родственнице не проникся, но вот сомнения возникли…
— Можно все просто решить. — Танька сама предложила выход. — Мы с тобой идем и делаем анализ. Если окажется, что я ошиблась, то тихо свалю в тень. Мне скандалы не нужны.
— А если нет?
— Тогда и подумаем.
— А если я откажусь?
— Ну… — Танька надула новый пузырь, жевательную резинку она жевала постоянно. — Мне нет восемнадцати. И даже шестнадцати. Я могу подать в суд на папашу на установление отцовства. И тогда его заставят сделать анализ в судебном порядке. Только все это будет очень долго и со скандалом. Оно тебе надо?
Егор подумал и согласился, что ни ему, ни уж тем более маме, состояние которой заметно ухудшилось в последние дни, это точно не нужно. Остался еще один момент:
— А деньги у тебя имеются? Анализ дорогой.
— А что, папаша не дает? — прищурившись, поинтересовалась Танька. — Ладно, молчи уж… Сама вижу. Короче, на это дело я деньгу найду. Скопила кое-что…
Тут бы ему задуматься, с какой радости Таньке тратить свои кровно заработанные копейки, но Егор лишь вздохнул с облегчением. Ему казалось, что он получил отсрочку.
Сбежать из дому и добраться до Москвы, где, собственно говоря, и делали анализ, оказалось несложно. Мать поверила, что он отправляется на экскурсию вместе с тренером… Сестрам он вообще ничего не говорил, а папаша, как обычно, соизволил заночевать на работе.
То есть тогда Егор наивно полагал, что отец пропадает именно на работе.
Поездка оставила странное ощущение свободы, доселе неведомой.
— Что, впервые вырвался? — Татьяна больше не жевала и пузырей из жевательной резинки не дула, и вообще вела себя на редкость тихо. Куда подевалась былая ее наглость.
— А тебя не хватятся?
— Кому я нужна. — Она отмахнулась. — Моя мамаша спит и видит, как от меня избавиться, особенно…
Она замолчала.
— Что? Договаривай уже…
Тогда-то Танька и рассказала про отцовскую любовницу. Про разговор, подслушанный на кухне. Про яд и…
— Почему ты молчала?
— А ты бы поверил? — хмыкнула Татьяна. — Егор, ты мне и сейчас не очень-то веришь. Думаешь, сочинила, чтоб в доверие влезть?