Охота еще была.
В ответ на мой умоляющий взгляд Йарра кивнул:
— Развлекайся. — И чуть придержал коня.
А я возглавила загонщиков, пустив Ворону вскачь впервые за год, и отпустила поводья, только когда не менее довольная, чем я, кобыла выбилась из сил. Тогда же я позволила псам взять след — до этого они, гонимые флером, просто бежали по лесным тропам. Помню обалдевшего лося в кустах — свора лишь облаяла его и понеслась дальше.
— Беги, сохатый! У тебя сегодня счастливый день!
— …Накаталась? — спросил граф, когда догнал меня. — Шапка где?
— Ой… Потеряла, кажется, — спохватилась я.
— Ой, — передразнил граф и натянул мне на нос капюшон плаща.
Йарра даже пощечину мне простил.
Тем вечером мы были на стрельбище, и Его Сиятельство, якобы рассказывая что-то серьезное и, несомненно, важное, шептал мне на ухо такое!.. Такое!.. У меня даже кончики волос покраснели. Я едва дождалась, пока капитаны десяток отвернутся, давая отмашку следующим арбалетчикам, и, вырвавшись, со всех ног бросилась в конюшню. Граф догнал меня почти сразу, схватил за плечо, развернул, и…
— Ты в своем уме? — ровно спросил он.
На его щеке алел отпечаток моей ладони.
— А вы! Вы!.. — задыхаясь от страха и возмущения, выкрикнула я. — Вы думаете, какие гадости говорите?
— Гадости? Когда я их делаю, а не говорю, тебя все устраивает!
— А вот и нет! — сообразив, что если не получила оплеуху сразу, то мне уже ничего не грозит, я осмелела.
— Нет, значит? — В глазах у Йарры зажглись шальные огоньки. — Как говорят в Рау, вызов принят… — Граф схватил меня за локоть и втолкнул в стойло к своему жеребцу.
— Нас же увидят!..
— Кричи громче, тогда и увидят, и услышат…
— …Ваше Сиятельство, я не могу, он смотрит!
— Стрига, похабник копытный, отвернись!..
А еще была Айрин, дочь одного из баронетов на службе Йарры. Эта тринадцатилетняя девочка-девушка появилась на званом вечере с жутким гримом на лице, укрытом плотной вуалью. На нее косились, ей в спину неслись шепотки — о, как хорошо я помню эти приглушенные голоса, отравлявшие мне детство! — а я все пыталась понять, какой сумасшедший решил испортить ее еще детскую кожу белилами и пудрой. И только в дамской комнате я поняла, что грим и вуаль были призваны скрыть жуткие синяки.
— Простите, я не знала, что вы здесь, — прошептала девушка, спешно опуская на лицо кисею, но я уже увидела разбитые губы и заплывшие глаза.
— Красиво, — сказала я, перекрыв выход. — Кто это тебя так?
— Отец.
— За что?!
— Я сама виновата… Простите, госпожа, я не хочу заставлять отца волноваться, мне нужно…
— Тебе нужно грим поправить. Сядь.
По лицу меня не били никогда. Само собой, в детстве Тим меня порол, и не раз — но за дело, и оплеухи я получала, одну так даже заслуженно. Но чтоб вот так, по лицу, превращая его в уродливую маску…
Айрин была влюблена в двадцатилетнего юношу, соседа, служившего помощником капитана на флоте, а отец желал выдать ее не за нищего мальчишку, а за богатого рыцаря. Девушка посмела спорить.
— Ваше Сиятельство, вы можете вмешиваться в семейные дела вассалов? — не вытерпела я, когда мы возвращались домой.
— Могу. — Йарра сразу понял, к чему я веду. — Но не буду.
— Почему? Вы же видели, что баронет Шойс сделал с дочерью! Он же мог ее убить!
— И был бы в своем праве, — пожал плечами граф. — Это его дочь.
— А вы его господин! Ваше Сиятельство! — Я подтолкнула Ворону коленями, перегораживая дорогу.
Йарра придержал зло всхрапнувшего Стригу:
— Что ты от меня хочешь, Лира?
Речь я заготовила еще в гостях. И даже отрепетировала.
— Разрешите Айрин выйти замуж за ее капитана! Да, Дэройс пока помощник, но представьте, какой стимул он получит, если обязательным условием свадьбы будет его офицерская должность!.. И девушка как раз успеет подрасти, ей же всего тринадцать! Как можно отдать ее… — Я чуть не ляпнула «тридцатилетнему старику». — Как можно отдать ее тому пивному бочонку?
— Ты предлагаешь мне поссориться с двумя вассалами? — сверкнул глазами Йарра.
— Зато вы получите по гроб жизни обязанного вам офицера!.. Ну Ваше Сиятельство! — взмолилась я, вцепившись в его руку. — Ну пожалуйста! Вам же ничего не стоит! Я прошу вас… — еле слышно добавила я, понимая, что хватать графа за рукава все-таки не следовало. И дорогу перекрывать, пожалуй, тоже. — Простите…
— Да брыг с тобой! — Граф вдруг сморщился, будто у него разом заболели все зубы. — Будет ей свадьба! Завтра поговорю с Шойсом.
— А сейчас ты думаешь, в чем причина его симпатии — ты сама или флер, — проницательно прищурился Тимар. — Не будь дурой, Лира. Флер — это часть тебя, не противопоставляй себя ему, лучше использовать научись… И да, можешь не благодарить! Заранее не за что!
Терпеть не могу, когда озвучивают мои мысли еще до того, как я их в голове сформулировала. Как он это делает?!
— Я просто слишком хорошо тебя знаю, — самодовольно усмехнулся Тим.
— Р-р-р-р!
Постукивая пальцами по подлокотнику кресла, Раду внимательно прислушивался к разговору брата и сестры.
— Я просто слишком хорошо тебя знаю, — брызнул искрами амулет связи.
— Р-р-р-р!
Смех, шаги, хлопнувшая дверь. Шелест бумаг и усталый голос Тимара:
— Это подло, Ваше Сиятельство. Вы играете ее чувствами, как…
— Подло — это флер, Орейо, — оскалился Йарра. — Не переживай, я буду хорошо с ней обращаться.
— Но если она к вам привяжется? — тихо спросил Тим.
— Значит, будет лучше исполнять приказы.
В День Поворота повалил снег. Крупный, хлопьями размером с голубиное яйцо, он в течение пары часов засыпал двор чуть ли не по колено. Помню, я стояла у парапета на западной террасе, грела ладони о высокий стакан с горячим глинтвейном, а снежинки все сыпались, сыпались, сыпались… Цеплялись за ресницы, наметали островерхие сугробы на макушке и плечах, щекотали нос. Пахло свежестью, хвоей, еловой смолой и имбирными пряниками. И еще чем-то таким вкусным и очень-очень холодным, как замороженные сливки с ванилью.
Граф разрешил устроить праздник, мне даже уговаривать не пришлось. Хмыкнул, кивнул, оставил денег. Я попробовала заикнуться, что у меня есть — пять ежемесячных золотых тратить было просто некуда, но Йарра велел не болтать глупостей. Я и не стала, приготовила подарки всем живущим в замке: гарнизону и свободным слугам — премии, островитянкам — теплые шали, старому служителю Светлых — новую мантию, а солдатской детворе — сладости и медяки. Но если с премиями все прошло отлично, то с одеждой и конфетами случился затык. Не привыкла я чувствовать себя благодетельницей.