Впрочем, самое главное в послании Домны было изложено ближе к концу, и было это главное сведениями о семье потомственных коновалов [36] , широко известной в окрестностях тульской засечной черты. К сожалению, оная не смогла спасти четыре года назад деревеньку Бехово от визита крымских людоловов, которые в один совсем не прекрасный день все взрослое население и младенцев посекли-постреляли или сожгли вместе с избами, а часть юных мальчиков и всех пригожих девиц определили в полон… Который, в свою очередь, через два дня нагнали и отбили порубежники, частично перебив, частично рассеяв кочевников в короткой и изрядно свирепой сшибке.
«Так, Иван сын Сергиев, пятнадцать лет от роду, бывший закуп [37] бояр Горбовых… ставший обельным холопом [38] после женитьбы на робе [39] год назад. Это что же, в четырнадцать лет женилка зачесалась? Видать, сильное чувство было, раз сам в полную кабалу пошел. А боярин молодец – вначале нашел, а потом и намертво привязал ценного специалиста».
Правда, в связи с тем, что Иван не успел постигнуть все тонкости родового ремесла, он все же уступал в квалификации покойным отцу и деду. Но все равно смотрелся очень даже прилично, иначе кто бы ему доверил лечение домашней скотины и боевых жеребцов? Которые признают только хозяев и всегда рады приласкать чужака копытом или оценить на вкус.
«С другой стороны, а куда ему было податься? Имущество сгорело вместе с избой, других родственников не осталось… М-да. Ладно, что там с его сестрой?»
Сестра молодого коновала по имени Аглая тоже оказалась ценным приобретением для боярина Горбова, потому что к своим одиннадцати годкам показала очень даже неплохие задатки лекарки и будущей красавицы. С некоторым опозданием сообразив о возможной двойной выгоде (такая девка и в баньке пригодится, и после боя – раны целить), тульский помещик тут же огляделся по сторонам в поисках подходящей наставницы. А после, по зрелому размышлению, и вовсе попытался пристроить девочку служанкой в недавно открытую в Туле Лекарскую избу. А что, и умений да знаний полезных нахватается, и у попов к такому учению никаких претензий не будет!.. Ну, положим, пристроить Аглаю у него вышло… А вот то, что лекарка Дивеева ссудит закупную холопку серебром, а та при свидетелях вернет свой долг благодетелю-боярину – было довольно неожиданно. И, наверное, обидно, поэтому на предложение продать травнице обельного холопа Иванца сына Сергия (разумеется, вместе с его женой) мужчина ответил хоть и сдержанно, но крайне нецензурно.
– Димитрий Иванович!..
Восемнадцатилетний княжич Горбатый-Шуйский коротко поклонился, одновременно скашивая глаза на удобный стул, но без разрешения сесть и не подумал.
– Ты, никак, губы красить начал?
– Я?..
Отправив любвеобильного Петра полюбоваться на себя в зеркало, царственный подросток со скрытой усмешкой наблюдал, как тот рукавом начал стирать мазок виноградной помады. Ох уж эти тверские модницы…
– И ведь никто даже полсловечка не сказал. Аспиды! Уж я им!..
– Довольно. Читай.
Согнув и сложив письмо так, чтобы на виду осталась лишь нижняя часть, царевич протянул его ближнику. А затем, дождавшись, пока тот одолеет невеликий текст, бросил на стол маленькую калиту, тихонечко звякнувшую новенькими копийками, и положил рядом с ней невзрачное янтарное кольцо.
– Найди этого Иванца. Выкупи. Привези ко мне.
Ох как полыхнул эмоциями потомок удельных суздальских князей! Для начала сильным раздражением и даже гневом – как так, его, наследника знатнейшего рода, посылают за каким-то там ничтожным холопом!.. Затем пришла досада с изрядной толикой обреченности. Первое – потому что по канонам родовой чести ему полагалось всеми силами откреститься от предложенного «счастья». А второе… Отказаться-то можно, вот только как это воспримет Димитрий Иванович? И так-то до дел своих допускает редко, чуть ли не награждая поручениями тех, кому по-настоящему благоволит и доверяет. Проявишь норов, а ну как из ближней свиты изгонит? Или того хуже, просто перестанет замечать?..
Впрочем, на смену досаде и обреченности довольно быстро пришла радость, когда молодой княжич наконец-то сообразил, что следующие две-три седмицы (а то и поболее) он будет сам себе хозяин и голова. Ни тебе завистливых и внимательных глаз других свитских, ни дядьки-пестуна, даже служилых людишек подле него и то самую малость будет. Свободен аки ветер! С этой позиции поручение выглядело совсем иначе. Хотя даже так сомнения и тлеющее недовольство никуда не ушли, всего лишь до времени утихнув.
– Все исполню, Димитрий Иванович.
– Перед отъездом зайди – возьмешь грамотку для Дивеевой.
Вот тут никакого недовольства не было – общаться с красивыми девицами восемнадцатилетний ловелас был готов где угодно и когда угодно.
– Ступай.
Проводив ближника нечитаемым взглядом, Дмитрий легонько вздохнул и покачал головой.
«Дело вроде простое, но отчего же мне кажется, что он и такое может запороть?»
К сожалению, из всех кандидатов на общение с тульским помещиком княжич Петр подходил больше всех. Такому родовитому просителю и отказать-то толком не получится, а уж обматерить… После такого подвига только в вольные казаки и уходить, причем всем семейством.
«Ладно, будем надеяться что Горбатый-Шуйский и Горбов все же найдут общий язык. Все же они, хе-хе, некоторым образом тезки».
Пододвинув к себе высокую горку челобитных, царевич взял в руки первую орленую бумагу, но вчитаться в ее содержимое не успел.
– Господин мой.
На стол легло колечко светлого янтаря.
– Купец гостиной сотни Акинфий слезно просится до тебя.
«Никак у купчины кто-то умирать наладился? Эх, не видать мне сегодня свежего воздуха…»
Бах!
От вздымающейся в небо перепелки брызнули в разные стороны перья и кровь, после чего она камнем полетела к земле.
– Хм!..
Горделиво подбоченившись, княжич Семен Курбский украдкой покосился по сторонам – все ли видели, все ли оценили?
Бух!
Еще одну птицу постигла скоропостижная смерть, на сей раз от твердой руки Ивана Захарьина.