Через несколько минут в дальнем конце коридора хлопнули двери. Появившийся в них Чезаре торопливо подошел к сестре.
– Лукреция, – тихо произнес он и поцеловал сестру отнюдь не братским поцелуем. Затем Чезаре обвил ее руки вокруг своей шеи и, не выпуская их из своих рук, заглянул Лукреции в глаза. – Надеюсь, ты по-доброму обращаешься с нашей гостьей.
Лукреция поморщилась:
– Рот у нее поганый… С каким удовольствием я бы его зашила.
– А я, наоборот, хотел бы, чтобы ее ротик раскрылся пошире.
– Ах, даже так?
Пропустив ее ехидный вопрос мимо ушей, Чезаре продолжал:
– Ты говорила с отцом о деньгах, которые запрашивал Хуан?
– Отец сейчас в Ватикане, но по возвращении его придется убеждать в необходимости ссуды. Доводы должны быть вескими и для него, и для его казначея. Сам знаешь, насколько этот Агостино Киджи осторожен.
Чезаре ответил коротким смешком:
– При такой дотошности Киджи никогда не разбогатеть… Надеюсь, ты сумеешь придумать убедительные доводы. У тебя же светлая головка.
Лукреция обняла его покрепче, ткнувшись носом в плечо.
– Доводы я придумаю, но… мне без тебя будет так одиноко. Мы теперь так мало бываем вместе. Ты вечно занят очередными завоеваниями.
– Не волнуйся, котенок, – ответил Чезаре, прижимая ее к себе. – Когда я воссяду на итальянский трон, ты станешь моей королевой и твое одиночество останется горестным воспоминанием прошлого.
– Жду не дождусь, – сказала Лукреция, чуть отстраняясь от него.
Чезаре погладил светлые волосы сестры:
– Веди себя хорошо, пока меня не будет.
Наградив Лукрецию еще одним страстным поцелуем, Чезаре поспешил к двери, через которую вошел. Опечаленная Лукреция скрылась в другом конце коридора.
Куда это Чезаре собрался? И когда он двинется в путь: немедленно или через какое-то время? Судя по их прощанию, Чезаре не собирался мешкать. Эцио поспешил перебраться на другой участок стены, откуда ему были видны главные ворота Кастель Сайт-Анджело.
Он поспел вовремя. Створки ворот разошлись. Изнутри донесся крик командира:
– Смирно! Капитан-генерал отправляется в Урбино!
Вскоре из ворот на черной лошади выехал Чезаре. Его сопровождал небольшой отряд гвардейцев.
– Счастливого пути, хозяин! – крикнул один из офицеров.
Один из злейших врагов Эцио растворился в темноте. «Визит оказался кратким, – подумал он. – Никаких шансов убить Чезаре у меня не было. Никколо будет разочарован».
Эцио вернулся к более выполнимой задаче – найти Катерину. Поднявшись еще выше по западной стене, он увидел окошко, имевшее глубокую нишу Оттуда лился тусклый свет. Карниза не было. Однако ассасин заметил узкий выступ над окном и тут же зацепился за него рукой и заглянул в комнату. Она была пуста, однако там горел факел, всунутый в стенное кольцо. Судя по всему, в этом помещении отдыхали караульные. Эцио надеялся, что он на верном пути.
Вскоре он обнаружил еще одно такое же окошко. Подобравшись к нему, Эцио удивился решеткам. Зачем они? Из такого оконца мог выбраться разве что ребенок. Но до земли было еще добрых полсотни метров. А до возможной свободы – открытый участок местности вплоть до берега реки. Свет здесь был тусклее, но Эцио сразу понял: это тюремная камера.
У Эцио перехватило дыхание. Там, на полу, по-прежнему в кандалах, была Катерина. Она сидела у стены, на грубой скамье, опустив голову. Может, спала?
Как бы то ни было, она быстро подняла голову, заслышав громкий стук в дверь.
– Открывайте!
Эцио узнал голос Лукреции.
Двое задремавших караульных торопливо вскочили на ноги.
– Сейчас, ваша светлость. Уже открываем, ваша светлость!
Лукреция вошла в камеру вместе с одним из караульных. Судя по недавно подслушанному Эцио разговору, причиной ее прихода была ревность. Лукреция подозревала, что Катерина и Чезаре стали любовниками. Аудиторе отказывался в это верить. Мысль о том, что Катерина способна отдаться этому развратному чудовищу, просто не укладывалась в его голове.
Стремительно подойдя к пленнице, Лукреция схватила ее за волосы, заставив встать.
– Ну что, сука? Как прошло путешествие из Форли в Рим? Ты ехала в карете Чезаре? Чем вы там занимались?
Глаза Лукреции метали молнии. Катерина смотрела на нее спокойно и насмешливо.
– Какая же ты жалкая, Лукреция. Даже более жалкая, если думаешь, что я живу по твоим принципам.
Рассерженная Лукреция толкнула соперницу на пол.
– О чем он тебе говорил? Рассказывал, что собирается захватить Неаполь? – Она замолчала, потом спросила: – Тебе… понравилось?
– А знаешь, я не помню, – вытерев кровь с лица, ответила Катерина.
Ее спокойное бунтарство повергло Лукрецию в слепую ярость. Схватив лом, которым была подперта дверь, Борджиа что есть силы ударила Катерину по спине.
– Это, думаю, ты запомнишь!
Катерина вскрикнула от нестерпимой боли. Лукреция отступила, удовлетворенно хмыкнув.
– Прекрасно. Я нашла способ поставить тебя на место.
Швырнув лом на пол, Лукреция со стражником вышли из камеры.
– Дверь запереть, а ключ отдать мне! – донеслось до Эцио.
Замок ржаво заскрипел. Лязгнула цепочка.
– Извольте, ваша светлость, – дрожащим голосом произнес караульный.
– А теперь запомните: если я еще раз застану вас спящими на посту, то велю выпороть. По сто плетей каждому. Понятно?
– Да, ваша светлость.
Шаги Лукреции становились все тише. Эцио прикинул, откуда будет удобнее всего попасть в камеру. Наверное, сверху.
Он полез дальше по стене и достиг еще одного окошка, за которым оказалась очередная галерея для караульных. На этот раз ему не повезло: галерея не пустовала. Но караульных было всего двое, и они шли вместе. Эцио прикинул время: один проход по периметру стены занимал минут пять. Подождав, когда они вновь пройдут мимо окна, ассасин пропустил их вперед, после чего вылез на галерею.
Пригибаясь, он следовал за караульными, пока не увидел арку в стене и каменную лестницу, уходящую вниз. Камера Катерины находилась двумя этажами ниже. Спустившись на два пролета, Эцио толкнул дверь и оказался в коридоре, похожем на тот, где Чезаре прощался с Лукрецией. Только здесь стены не были обшиты деревом. Пригибаясь, он двинулся вперед. Зарешеченных дверей было несколько. Дальше коридор изгибался, повторяя очертания внешней стены замка. До уха Эцио донеслись голоса. Он сразу узнал пьемонтский акцент караульного, прежде говорившего с Лукрецией.