– Пустяки.
– Sul serio? [81] – просиял Эгидио. – Только не говорите, что пошутили. Вы дали мне надежду Не отнимайте ее.
– Ждите меня здесь. На закате я принесу деньги.
В указанное время Эцио вернулся на виллу. Удивлению Эгидио не было границ. Ассасин поставил возле ног сенатора две тяжелые кожаные сумки.
– Вы вернулись! Вы пообещали и вернулись!
– А вы меня дождались.
– Что мне еще оставалось? У меня безнадежное положение. Но я до сих пор не могу поверить, что вы… выполнили обещание.
– Это не подарок. У меня есть свои условия.
– Я так и думал.
– Слушайте меня внимательно. Если вы уцелеете, а надеюсь, что так оно и будет, мне нужно, чтобы вы следили за политической жизнью города. Все ваши сведения вы будете сообщать… – Эцио не сразу заставил себя произнести имя сестры, – госпоже Клаудии из борделя под названием «Цветущая роза». Вам знакомо это заведение? – спросил Эцио, внутренне усмехаясь.
Эгидио кашлянул:
– Я… у меня есть друг, который там частенько бывает.
– Вот и прекрасно.
– Что вы сделаете с полученными сведениями? Заставите Борджиа покинуть Рим?
– Сначала добудьте что-нибудь стоящее, – улыбнулся Эцио.
Сенатор смотрел на сумки с деньгами.
– До чего же мне не хочется отдавать им эти деньги. – Он ненадолго погрузился в молчание. – Брат меня прикрывал, поскольку мы родня. Я ненавижу этот pezzo di merda [82] , однако брат есть брат.
– Но он работает на Чезаре.
Эгидио взял себя в руки:
– Хорошо. Пока вы отсутствовали, мне сообщили о месте встречи. Как раз вовремя! Им не терпится получить денежки, так что встреча состоится этим вечером. Я весь истерзался, когда говорил их посланцу, что деньги уже готовы и в назначенное время будут у них. – Он снова ненадолго замолчал. – Нам скоро выходить. Что вы станете делать? Пойдете следом за мной?
– Было бы неразумно отпускать вас одного с такой суммой.
– Хорошо, – кивнул Эгидио. – Теперь самое время пропустить по бокальчику вина перед уходом. Вы составите мне компанию?
– Нет.
– Что ж, а мне выпить точно не помешает.
Сенатор повел Эцио по новому лабиринту улочек, идущих в сторону Тибра. Часть из них ассасин знал: памятники, площади и фонтаны, а также здания. Стремясь себя возвеличить, семейство Борджиа не скупилось на palazzi [83] , театры и галереи. Наконец Эгидио остановился на площади, по обеим сторонам которой стояли богатые частные дома. С третьей стороны к ним примыкали дорогие торговые заведения. С четвертой находился маленький ухоженный сад, спускавшийся к реке. Это и было место, указанное сенатору. Он выбрал каменную скамью и сел, оглядываясь по сторонам. Троке умел владеть собой и внешне выглядел почти спокойным. Эцио понравилось самообладание сенатора. В дальнейшем это могло пригодиться. Любые признаки волнения и неуверенности могли бы насторожить подручных казначея.
Эцио спрятался за кедром и стал ждать. Ожидание не было долгим. Прошло всего несколько минут, и к Эгидио подошел высокий человек в мундире. Эцио удивили знаки отличия. На одном плече был вышит красный бык на золотом поле, а на другом – широкие горизонтальные полосы черного и золотистого цветов. Такой мундир Эцио видел впервые.
– Добрый вечер, Эгидио, – поздоровался человек в странном мундире. – Вижу вы готовы умереть, как подобает благородному синьору.
– Не очень-то вы любезны со мной, капитан, – ответил Эгидио. – Хотя я принес деньги, как и обещал.
– Серьезно? – удивленно воскликнул человек в мундире. – Что ж, это в корне меняет дело. Банкир будет весьма доволен. Полагаю, вы явились сюда один?
– А вы кого-то видите рядом со мной?
– Идемте, furbacchione [84] .
Сенатор и тот, кого он называл капитаном, двинулись в восточном направлении и пересекли Тибр. Эцио следовал за ними, стараясь держаться так, чтобы слышать их разговор.
– Скажите, капитан, есть какие-нибудь вести о моем брате? – спросил Эгидио.
– Могу лишь сказать, что герцог Чезаре очень настроен побеседовать с ним. Причем сразу же, как только вернется из Романьи.
– Надеюсь, эта… беседа не грозит брату неприятностями.
– Если ему нечего скрывать, тогда и бояться нечего.
Дальше Эгидио и капитан шли молча. Возле церкви Санта-Мария сопра Минерва они повернули на север и пошли в сторону Пантеона.
– Что будет с моими деньгами? – вдруг спросил Эгидио.
Эцио догадался: вопрос задан намеренно, чтобы получить сведения. Молодец, сенатор!
– С вашими деньгами? – насмешливо переспросил его спутник. – Надеюсь, проценты тоже здесь.
– Разумеется.
– В ваших же интересах, чтобы они там были.
– Это почему?
– Банкиру нравится проявлять щедрость к своим друзьям. Он заботится о них. Он может себе это позволить.
– Говорите, заботится?
– Я склонен так думать.
– Какая щедрость с его стороны! – В словах сенатора было столько сарказма, что даже капитан это понял.
– Что вы сказали? – угрожающе спросил он, замедляя шаг.
– Так… ничего.
– Идемте, мы почти пришли.
В сумраке тесной площади высилась громада Пантеона. Зданию было полторы тысячи лет, но его портик, поддерживаемый коринфскими колоннами, и сейчас восхищал глаз строгостью пропорций. Пантеон строился как святилище всех богов Древнего Рима, но впоследствии был превращен в христианский храм. Невдалеке от входа в Пантеон стояли трое. Двое были в таких же мундирах, как у капитана, а третий – в гражданской одежде. Высокий, исхудавший человек с изможденным лицом. Дорогая одежда висела на нем как на вешалке.
– Луиджи! Луиджи Торчелли! – громко произнес Эгидио, опять стараясь для Эцио. – Приятно снова вас видеть. По-прежнему верно служите Банкиру? Я думал, вас повысили, – свой кабинет, все дела…
– Заткнитесь! – бросил ему помощник Банкира.
– Он принес деньги, – сообщил капитан.
У Торчелли заблестели глаза.
– Прекрасно, прекрасно. Это обрадует моего господина. Сегодня у него особое торжество, так что я передам ваши деньги ему лично, в его же дворце. Надо торопиться. Время – тоже деньги. Давайте ваш груз.