Запас стрел кончился, однако Эцио мысленно поблагодарил Леонардо. Арбалет доказал свою полезность и мог очень пригодиться в схожих обстоятельствах. Стараясь действовать бесшумно, ассасин оттащил тела убитых подальше, надеясь, что их никто не заметит. Стрелы он аккуратно выдернул из тел жертв и вернул на место, памятуя совет художника. Затем, убрав арбалет, вернулся к своим «французам» и Бартоломео.
– Всех убрал? – спросил верзила.
– Всех.
– Следующим станет Валуа, – поклялся Бартоломео. – Он у меня будет визжать, как свинья недорезанная.
Небо светлело. Вдалеке, над восточными холмами, уже раскинулось красно-оранжевое покрывало зари. Трава была влажной от росы.
– Нам пора, – заторопил всех Бартоломео.
– Сейчас пойдем, – ответил Эцио, защелкивая на нем кандалы. – Ты не волнуйся, они на пружинах. Сожми кулак покрепче, и они спадут. Но заклинаю тебя: жди моего сигнала. «Караульный», что слева, будет держаться рядом с тобой. У него под плащом спрятана твоя Бьянка. Тебе достаточно протянуть руку и… – В голосе ассасина зазвучали предостерегающие нотки. – Но только после моего сигнала. Иначе все испортишь.
– Так точно, господин ряженый лейтенант, – улыбнулся Бартоломео.
Эцио шел первым. За ним на расстоянии двух шагов шел Бартоломео, сопровождаемый четырьмя «караульными». Ассасин смело двигался к главным воротам. Восходящее солнце блестело на кольчугах и нагрудниках мнимых французов.
– Halte-là! [117] – скомандовал сержант у ворот.
За спиной сержанта виднелась дюжина вооруженных до зубов караульных. Разглядев французские мундиры, он потребовал:
– Déclarez-vous! [118]
– Je suis le lieutenant Guillemot, et j’emmène le général d’Alviano ici present à Son Exellence le Duc Général Monsieur de Valois. Le général d’Alviano s’est rendu seul et sans armes, selon les exigencies de Monsieur le Duc [119] , – бойко отрапортовал Эцио, заставив Бартоломео удивленно вскинуть брови.
– Что ж, лейтенант Гийемо, нашего генерала обрадует новость, что у генерала д’Альвиано наконец-то прочистились мозги, – сказал подоспевший капитан французского караула. – У вас немного странный выговор. Никак не пойму, откуда вы родом.
– Из Монреаля [120] , – не моргнув глазом ответил Эцио.
– Открыть ворота! – приказал капитан сержанту.
– Открыть ворота! – рявкнул караульным сержант.
Не прошло и минуты, как ассасин уже вел своих людей в самое сердце французского лагеря. Они немного перестроились, и теперь Эцио и Бартоломео шли почти рядом.
– Я прикончу их всех, – бормотал верзила. – А их почки изжарю себе на завтрак. Кстати, не знал, что ты говоришь по-французски.
– Научился во Флоренции, – небрежно ответил Эцио. – Была у меня пара француженок…
Он молча радовался, что капитан принял его акцент за местный выговор и не заподозрил подвоха.
– Жулик ты! – усмехнулся Бартоломео. – Недаром говорят, это лучшее место, где можно учить иностранные языки.
– Ты про Флоренцию?
– Дурень! Я про постель!
– Заткнись.
– Ты уверен, что кандалы ненастоящие?
– Пока рано, Барто. Имей терпение. И закрой рот!
– Я и так терплю из последних сил… О чем болтают эти лягушатники?
– Потом расскажу.
Эцио убедился: знание французского у Бартоломео исчерпывалось несколькими фразами, почти целиком состоящими из ругательств. Это даже хорошо, что он сейчас не понимал слов, бросаемых французскими солдатами.
– Chien d’Italien [121] .
– Prosterne-toi devant tes supérieurs [122] .
– Regarde-le, comme il a honte de ce qu’il est devenu! [123]
Вскоре смешки и оскорбительные фразы остались позади. «Пленный» и «сопровождающие» остановились у подножия широкой лестницы, что вела в жилище генерала. Валуа стоял наверху, в окружении старших офицеров. Рядом с ним стояла пленная Пантасилея. Ее руки были связаны за спиной. На ноги ей надели кандалы, позволявшие передвигаться мелкими шажками. При виде жены Бартоломео не удержался и сердито зарычал. Эцио пнул его ногой.
Валуа махнул рукой:
– Не надо излишней жестокости, лейтенант. Однако должен поблагодарить вас за проявленное рвение.
Октавиан повернулся к Бартоломео:
– Мой дорогой генерал, кажется, вы наконец-то поняли ваше истинное положение.
– Довольно болтовни! – заорал Бартоломео. – Освободи мою жену и сними с меня кандалы.
– Спокойнее, дорогой д’Альвиано, – сказал Валуа. – Столько требований я слышу от человека, чье имя никому ничего не говорит.
Эцио уже собирался подать сигнал, когда Бартоломео запальчиво крикнул:
– Мое имя говорит само за себя. А вот твое – явная подделка!
Генеральская свита замерла. Французские солдаты, слышавшие слова Бартоломео, – тоже.
– Да как ты смеешь! – забыв про французскую учтивость, закричал взбешенный Валуа.
– Думаешь, командование армией принесет тебе положение и сделает благородным? Настоящее благородство духа свойственно тем, кто честно сражается, находясь рядом со своими солдатами. А когда ты вместо честного сражения похищаешь женщину и ставишь условия – это называется другим словом. Сказать каким?
– Дикарями были, дикарями и остаетесь. Ничему вас жизнь не учит, – прошипел генерал.
Он выхватил пистолет, взвел курок и приставил дуло к голове Пантасилеи.
Эцио понимал: надо действовать быстро. Он тоже выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Бартоломео, изнывавший в ожидании сигнала, крепко сжал кулаки и сбросил кандалы.
Началось столпотворение. Переодетые кондотьеры под командованием Эцио бросились на ошеломленных французских солдат. Бартоломео выхватил у «караульного» свою верную Бьянку и бросился к лестнице. Однако Валуа оказался проворнее. Вцепившись в Пантасилею, он потащил ее внутрь и захлопнул дверь.