Масловецки замедляет шаг, и шнур натягивается.
Думаю, что-то похожее чувствует рыбак, когда клюет крупная рыба. Десять-двенадцать оборотов, и катушку заклинивает. Я пытаюсь вращать ручку, но она не идет.
— И так каждый раз, пока тестировали, — сообщает Масловецки.
— Твоя работа?
Масловецки кивает.
— Просто я не механик.
Я ослабляю крепеж и снимаю снаряжение.
— Я не хочу в этом участвовать. Или ты забыл?
— Да ладно тебе, Бен! Ты же не можешь меня вот так вот бросить…
Масловецки поднимает снаряжение и уносит его обратно в сарай.
Я иду по тропинке в сторону того места, где мы оставили машину. Через несколько минут Масловецки догоняет меня. Какое-то время мы молча шагаем рядом.
— Знаешь, почему Отто, Хорст, Курт и Вилли еще не бросили свои хозяйства? — прерывает молчание Масловецки. — Почему они до сих пор здесь и никуда не уехали?
— Без понятия, — отвечаю я. — Потому что им некуда ехать?
— Потому что я даю им деньги.
Я молчу. Мы дошли до машины. Я кладу руку на теплый металл кузова.
— Уже много лет подряд они берут у меня кредиты. Беспроцентные. Которые не надо отдавать. Вот почему они все еще здесь.
— Ты можешь позволить себе такое?
Я открываю дверцу переднего сиденья, чтобы впустить внутрь прохладного воздуха.
— Нет, конечно! Мои запасы на исходе! Я почти банкрот! Масловецки играет связкой ключей. Тихое бренчание сливается с пением сверчков, которые начинают просыпаться ближе к вечеру.
— И что теперь?
— НЛО — наш последний шанс.
— Наш?
— Если не сработает, через несколько месяцев Вингроден перестанет существовать. Конец всему.
— И заправка тоже? — спрашиваю я. — А мастерская?
Масловецки кивает.
— Магазин, пивная, всё.
Я засовываю руки в карманы и прислоняюсь к капоту.
— Почему именно НЛО? А не площадка для гольфа? Или парк развлечений? Почему не ипподром?
— Потому что нет дураков, готовых инвестировать сюда деньги. Здесь пустыня, Бен. Твоя Африка шагнула в своем развитии гораздо дальше, чем наш район.
Масловецки пальцем пишет на грязном капоте: «ВИНГРОДЕН».
— На самом деле этого места вообще не существует. Но оно есть. Знаешь почему?
Я пожимаю плечами.
— Потому что есть мы, Бен. Знаю, ты хочешь свалить отсюда, когда тебе будет восемнадцать. А вот мне здесь нравится.
Я отхожу от машины на несколько шагов, набираю камушков с дороги и швыряю их в дерево. Пять камней, одно попадание. Раньше получалось лучше.
— Может, я спятил, но я люблю эту дыру и моих друзей, — говорит Масловецки так тихо, что я едва слышу его.
— И поэтому ты пудришь им мозги.
— Я же тебе объяснял! — кричит Масловецки. — Они должны рассказывать убедительно, когда сюда приедут журналисты!
— Журналисты? — я еле сдерживаю улыбку. — И много их сюда приедет?
— Еще раз: хватит и одного.
Масловецки достает из кармана мобильный и копается в нем.
— Это я завтра отправлю в разные газеты.
Я подхожу к нему и вижу смазанную фотографию тарелки — плоский овал с разноцветными огнями, якобы парящий в ночном небе.
— А если они позвонят, что ты им скажешь? Кто сделал фотографию?
— Я сделал!
— Сегодня ночью очередь Отто?
— А что? Чем больше людей ее увидят, тем лучше! Курт. Вилли. Отто. Хорст. Альфонс. Анна. Ну и я сам, конечно.
Я раза два тыкаю носком ботинка в правое переднее колесо. Не мешало бы его подкачать.
— Йо-Йо тоже скажет, что видел ее. Он неплохой актер. Масловецки снимает шляпу, вытирает платком голову и нахлобучивает шляпу обратно.
— Я починю твою катушку, — говорю я. — Но больше помощи не жди. Я не стану заявлять, что видел твое чертово НЛО.
Масловецки улыбается.
— Хорошо, — говорит он. И бросает мне ключ. — Ты поведешь. Он открывает дверцу и садится на переднее сиденье.
Я сажусь за руль, со всей силы выжимаю педаль сцепления, завожу мотор, потихоньку отпускаю сцепление и трогаюсь.
Передача скрипит при включении, руль дрожит в руках. Дорога неровная, нас несет по ней, как корабль по бурному морю. Масловецки снимает шляпу и высовывает голову из окна. Это он научил меня водить, когда мне было четырнадцать. Мы тренировались на парковке перед мастерской и на проселочных дорогах, хотя по дорогам вокруг Вингродена мало кто ездит и на моей памяти полиция сюда еще ни разу не заглядывала. Я оказался способным учеником. Уже через два часа я объезжал бензиновые канистры и парковался задом, как будто всю свою жизнь только этим и занимался. В моих венах процент бензина явно выше, чем процент цветочных удобрений.
Когда начинается асфальт, я останавливаюсь, перехожу на холостой ход и тяну ручной тормоз на себя. Дальше мне запрещено вести машину.
— Езжай уж до конца, — говорит Масловецки.
— Думаешь? До «Лошади» еще полкилометра, не меньше.
Масловецки кивает.
— Жми на газ.
Я сдерживаю ухмылку, набираю в легкие побольше воздуха и трогаюсь.
Кроме Хорста и Альфонса, все уже собрались и ворчат, потому что им до сих пор не подали пиво. Чтобы их успокоить, Масловецки сразу же встает к стойке, а я работаю официантом. Через некоторое время каждый получает свое, и теперь все довольны, даже Рюман. Я сажусь между Карлом и Йо-Йо и смотрю на рисунки, которые лежат на столе. Тарелка Вилли похожа на оригинал, а вот произведение Курта скорее напоминает усыпанную желтыми и синими камешками брошь.
— Спорим, вам обоим просто приснился один и тот же сон, — говорит Отто, которому уже довольно долго приходится выслушивать излияния Курта и Вилли по поводу летающих блюдец и внеземного разума. — Либо вы просто были пьяны.
— Вовсе нет, — отвечает Вилли раздраженно. — Я был бодр и трезв, как сейчас. А тарелку видел так же ясно, как вижу Масловецки за барной стойкой.
— И я! — добавляет Курт. — Вы бы слышали лай Рюмана! Так разошелся, что чуть не лопнул!
Рюман, опустошивший свою миску с пивом, поднимает голову, и Курт гладит его.
— Вы оба спятили, — констатирует Отто. — Если бы зеленые человечки существовали, разве они прилетели бы в нашу дыру?
Масловецки приносит нашему столику еще пива.
— Почему дыру? Тебе что, не нравится здесь?
— Вы же понимаете, о чем я. Если бы я был с другой планеты, я полетел бы посмотреть какой-нибудь крупный город. Берлин. Или Париж. Где жизнь бьет ключом.