Около одиннадцати раздается звонок в дверь, я открываю и вижу перед собой Йо-Йо. Он одет, как всегда, в свои странные полосатые брюки и разноцветную рубашку с короткими рукавами. Лицо красное, и он весь взмок, хотя ехал на «Вольво» Масловецки. Машина стоит на дороге рядом со старым, больше никому не нужным почтовым ящиком, дверца распахнута, из салона доносится музыка.
— Что у вас с телефоном? — спрашивает Йо-Йо, задыхаясь так, будто бежал всю дорогу от центра до нас.
— Ничего. А что?
— Масловецки уже целых полчаса не может тебе дозвониться!
Я обдумываю услышанное. Потом иду в гостиную и вижу, что забыл повесить трубку.
— Едем к нему, срочно.
— Зачем? — спрашиваю я. У Масловецки есть привычка вызывать меня к себе на заправку или в «Белую лошадь» просто для того, чтобы сообщить, что в Уганде разразилась эпидемия или что в Конго началась гражданская война. Иногда он просто хочет выпить со мной пива и поболтать.
— Есть работа для тебя.
Я кладу трубку на аппарат.
— И он послал тебя за мной?
— Дело срочное.
— Что за дело?
— Масловецки велел не говорить.
— С вами не соскучишься.
Я надеваю ботинки, которые стоят у дивана, и иду за Карлом.
Масловецки ждет возле бензоколонок. Когда он видит нас, он срывает с головы шляпу и энергично машет ею. Он так взволнован, что чуть под колеса не бросается, и Йо-Йо приходится резко тормозить, чтобы не сбить его. Как только мы останавливаемся, Масловецки рывком открывает дверцу и начинает что-то тараторить. Я слушаю вполуха и даю ему выговориться, пока мы идем в мастерскую.
Трактор Отто исчез, зато над ремонтной ямой стоит чья-то машина. Самое странное транспортное средство, какое я когда-либо видел в мастерской и на дороге.
Йо-Йо помогает Карлу выйти из машины, сажает его на диван, открывает коробку из-под печенья и выдает стопку журналов.
— Спасибо, — говорит Карл.
— Я принесу нам чего-нибудь попить.
Йо-Йо направляется к двери, ведущей в магазин.
— Мне и Бену пива! — кричит Масловецки ему вслед.
— Мне не надо! — кричу я, но дверь за Йо-Йо уже захлопнулась.
— Вот, смотри.
Масловецки гладит капот радиатора.
Я обхожу вокруг машины. Эту модель я видел только в книгах. «Пежо 404», выпущена между 1970 и 1975 годами. Четырехтактный двигатель на четыре цилиндра, 1600 кубиков и около шестидесяти пяти лошадиных сил. Корпус светло-голубого цвета, хотя его почти не видно из-за нарисованных повсюду цветов, бабочек, сердечек и смайликов, знаков мира, надписей «Вон отсюда, нацисты!» и «Атомная энергия — нет, спасибо!», наклеек с эмблемами «Гринписа» и «Международной амнистии». На крышке багажника красным цветом размашисто выведено: ЛУИЗЕ.
— Чья она?
— Я же тебе только что рассказал! — кричит Масловецки. — Репортерши!
Я стучу по крылу машины. Кроме вмятины на бампере и ржавчины в нескольких местах, больше ничего не нахожу.
— Какая еще репортерша?
— Ты меня вообще слушал? Девица утверждает, что ее машина якобы сломалась в дороге.
— Значит, так и есть.
Масловецки захохотал.
— Да нет же! Это все спектакль!
— Не понимаю.
— Чтобы мы с тобой думали, будто у нее в пути произошла поломка! И пока ты чинишь машину, она спокойно сможет тут осмотреться! Пообщаться с людьми! Инкогнито!
Я бросаю взгляд в салон машины. На переднем сиденье лежат пустая бутылка из-под воды и карта, на заднем — газеты, дождевик, два смотанных нейлоновых троса и подушка, на которой вышито «LOVE».
— Где она сама?
— В баре. Пить попросила.
— И ты оставил ее сидеть там одну?
— Нет, разумеется.
Масловецки открывает багажник.
— С ней Вилли.
Он расстегивает молнию дорожной сумки.
— Что ты делаешь? Спятил?
Масловецки запускает в сумку обе руки и выуживает оттуда футболку и бюстгальтер.
— Масловецки! Черт!
— Да что такое? Я ищу доказательства!
Масловецки достает из сумки фотоаппарат.
— Вот, видишь! — кричит он. — Я так и знал!
— Камеры сегодня есть у всех. Хватит.
— Без паники.
Масловецки кладет камеру на место и сует мне в лицо два объектива.
— А такое тоже у каждого есть? Дорогое профессиональное оборудование!
— Слушай, прекрати, пожалуйста!
Я отбираю у Масловецки объективы, прячу их в сумку, застегиваю молнию и закрываю крышку багажника.
— Это еще ничего не значит.
— Тогда посмотри, что с мотором!
Масловецки тащит меня за собой к капоту машины.
— Спорим, она тут что-то специально повредила!
— Сначала проверим, работает ли он вообще, — говорю я и сажусь за руль. Приборная доска вся обклеена стикерами. На зеркале заднего вида висят резиновый скелет, перо сороки и нечто похожее на смеющегося плюшевого сурка с табличкой в лапах. На табличке написано: «Тироль — рай для скалолаза».
— Чего тут проверять! — кричит мне Масловецки.
Я не обращаю на него внимания и поворачиваю ключ зажигания. Ничего не происходит. Пробую еще раз и вылезаю из машины.
— Я же говорю! Нам пришлось ее на буксире тащить!
Я отодвигаю Масловецки в сторону, открываю капот и фиксирую его в открытом положении. Блок двигателя на удивленье чистый. Хотя тачка на двадцать лет старше меня. Вот что значит хороший уход и регулярное техобслуживание. Я наклоняюсь и вижу, что кабель батареи отсоединен.
— Гм…
— Ну что?
Масловецки вертится вокруг меня, как пятилетний ребенок, которому хочется дотянуться до забора, чтобы посмотреть, как там, с другой стороны, играют в футбол. Я беру свечной ключ и вывинчиваю одну свечу зажигания, затем другую. На обеих увеличен зазор между электродами. Неудивительно, что они не работают.
— Странно… — бормочу я и, прищурившись, рассматриваю свечу. При этом я делаю вид, будто не замечаю, что Масловецки сейчас лопнет от нетерпения.
— Да что странно? Давай говори уже!
— Думаю, ты прав.
Масловецки испускает победный крик и со всего размаху хлопает меня по плечу.
— Что я тебе говорил? — кричит он и на радостях пускается в пляс. — Мой план сработал!