— Идиот.
— Придурок.
— Тупица.
Надо мной плывет лицо Лены, и я вытягиваю губы, чтобы поцеловать ее, но вижу перед собой вовсе не Лену, а Вилли. И Отто. И еще Курта. Я хочу наорать на них, чтобы они убирались отсюда, но рот не издает ни звука, а когда я пробую подняться, понимаю, что не могу. Даже пальцем пошевелить не могу.
Что-то ударяется в мою ногу. Я открываю глаза. Все слишком светлое. Я снова закрываю глаза.
— Эй! Просыпайся!
Еще один удар по ноге.
Я приоткрываю глаза. Свет прямо как ленточная пила, вгрызающаяся мне в череп.
— Все в порядке?
Я узнаю голос.
— Где Карл?
Надо подумать.
— Дома, — отвечаю я, как только начинаю смутно вспоминать случившееся.
Кто-то берет меня под руки, и вот я уже лежу на твердом полу крошечной темной комнатки. Я слышу рев мотора, комнатка трясется, и я снова засыпаю.
Я просыпаюсь и боюсь открыть глаза. Но все-таки открываю, заранее приготовившись к боли. Которой, однако, не чувствую. В голове легкость, только язык присох к небу. Сердце бьется так медленно, что кажется, вот-вот остановится.
Бум.
Десять секунд тишины.
Бум.
Со светлого потолка свисает белый шар, кажется, я его помню. Я поворачиваю голову и вижу сверкающее море зелени, словно я лечу над лесом. Над джунглями. Я поворачиваю голову в другую сторону. Карл сидит на своей табуретке, достает из коробки синий клочок бумаги, кисточкой наносит на него клей, прижимает к стене и прихлопывает ладонью.
Бум.
Хотя меня все еще мутит и покачивает, я сажусь. У меня мокрые волосы, и я босиком. Я пытаюсь вспомнить, как я оказался в кровати Карла, но не могу. На полу стоят мои кроссовки, рядом лежат носки. В миске, до краев наполненной водой, плавают несколько наполовину растаявших кубиков льда и тряпка. Я подхожу к Карлу и осторожно кладу ему руку на плечо. Он поворачивается ко мне, неторопливо, как в замедленной съемке. Я улыбаюсь ему.
— Бен, — говорит он и улыбается в ответ. На штанах его пижамы, белой футболке и домашнем халате почти нет следов клея, значит, я одевал его совсем недавно. Два, может, три часа назад.
Что случилось за это время? Я лихорадочно соображаю, но ничего не приходит в голову. Провал. Обрыв пленки. Черная дыра.
— Ага, кое-кто воскрес из мертвых?
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Лена подходит к комоду и ставит на него поднос с двумя чашками. Потом она вырастает передо мной с одной из них в руках. Я стою неподвижно, как истукан, и смотрю на свои босые ноги.
— На, выпей, — говорит Лена.
Я обеими руками беру у нее чашку, но не отваживаюсь поднять глаза. Лена так и стоит передо мной, поэтому мне приходится сделать маленький глоток. Какая-то горячая черная гадость.
— Кофе с лимонным соком, проверенное домашнее средство.
— От чего? — спрашиваю я так тихо, что даже сам себя почти не слышу. Голос звучит так, словно я проглотил наждачную бумагу.
— Слишком много солнца. Слишком много пива, — отвечает Лена. — Не исключено, что еще и вправляет мозги незрелым юнцам.
Я сажусь на кровать. Незрелость. Это слово — как пароль, открывающий доступ к полетевшему жесткому диску моего мозга. Потихоньку воспоминания возвращаются. Картинка за картинкой, сцена за сценой, они складываются в нерезкий засвеченный фильм.
Вот черт.
Лена подходит к Карлу, который, как обычно, погружен в свою работу.
— Хотите горячего шоколада, господин Шиллинг?
Она ставит чашку на стол, почти целиком заваленный кисточками в банках из-под варенья, журналами, грязными тарелками, стаканами и мятыми фантиками от конфет.
Карл смотрит на Лену немного растерянно, но потом радостно улыбается и откладывает банку с клеем и кисточку в сторону. Хотя чашка заполнена не до краев, он берет ее осторожно и дует внутрь.
— Я добавила немного холодного молока, чтобы не было слишком горячо, — поясняет Лена.
— Спасибо, — говорит Карл и делает глоток. Теперь он улыбается еще шире. Карл обожает горячий шоколад, даже летом, и я понимаю, что слишком редко варил его деду.
Лена садится рядом со мной, что-то достает из кармана и кладет мне на коленку. Таблетка.
— Аспирин, — говорит Лена. — Половинку я тебе уже дала.
— Сколько я проспал?
Я отпиваю глоток отвратительной кофейной настойки, потому что в горле страшно пересохло.
Лена смотрит на часы.
— Почти два часа.
Я запиваю таблетку содержимым чашки.
— Как твоя голова?
— Лучше, — говорю я, — уже хорошо.
— Думаю, у тебя легкий солнечный удар.
Я пожимаю плечами, уставившись на ноги.
— В такую жару тебе лучше пить воду вместо пива.
Я киваю.
Мы смотрим на Карла, который выпивает шоколад и снова возвращается к своей стене. Ему уже приходится вытягивать руку, чтобы достать до пустых участков над головой. Скоро нужно будет принести ему высокий стул из сарая.
— Прости меня, — говорю я через некоторое время.
— Все нормально. Я уже почти не сержусь на тебя.
Я делаю еще один глоток кисло-горького варева и думаю о чудодейственном средстве Йо-Йо, которое ни разу не пробовал. Забрал ли Масловецки Йо-Йо из тюрьмы? Как там Анна? Кто теперь будет стоять за прилавком в магазине и подстригать Вилли, Хорста, Курта и всех остальных?
— Покажешь мне твою комнату?
Я возвращаюсь в реальность и смотрю на Лену.
— А?
— Твою комнату. Можно на нее посмотреть?
— Зачем?
Лена смеется.
— Потому что мне интересно, как ты живешь.
Я едва сдерживаю новый вопрос, встаю и веду Лену к двери в мою комнату. По пути я ставлю недопитую чашку на комод в коридоре.
У меня в комнате жарко, потому что я забыл задернуть занавески. Кровать, точнее — матрац на полу, не убрана. На письменном столе лежат книги, ручки, записки и тому подобный хлам. Воздух спертый, и я открываю окно.
— Ого.
Лена стоит у стены, доверху завешанной книжными полками.
— Ты все это прочел?
— Ну да, — говорю я.
— И это?
Она берет одну из книг и показывает мне. «Реки Африки».
— Да.
Лена ставит книгу на место, просматривает названия других и вынимает еще одну.