Формула Вечности | Страница: 7

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он сильно оттолкнул Хамелеона, и тот перелетел полянку на «бреющем», едва касаясь травы и вращаясь, как потерявший хвостовой винт вертолет. В конце короткого полета он врезался спиной в дерево и основательно сбил дыхание. Впрочем, это сейчас было не самым неприятным. Гораздо хуже выглядела сцена из кошмара наяву.

Незнакомец неторопливо нащупал собственные уши, помедлил, словно к чему-то примеряясь, и резким движением вернул голову в правильное положение. Процедуру сопровождал все тот же противный хруст костей. У Хамелеона даже свело зубы от этого звука.

Враг развернулся к Хамелеону и, массируя шею, сделал пару шагов к центру полянки. Движения его были неуверенными, а руки заметно дрожали. От былой твердости не осталось и следа. И все-таки он не собирался умирать или хотя бы падать без чувств. Нечто сверхъестественное, засевшее в бренном человеческом теле, упрямо удерживало незнакомца на ногах.

– Ты безнадежен, Хамелеон, – прохрипел он и, откашлявшись, сплюнул кровью. – Безнадежен и бесполезен!

Он снова сплюнул кровью, зашел Хамелеону за спину и приставил пистолет ему к затылку.

– Мой тебе совет, животное, – булькая кровью, проговорил незнакомец, – предстанешь перед Вечностью, не дергайся. Лучше сразу падай на колени и кайся. А о сестре не беспокойся, она скоро присоединится к тебе.

Говорят, будто перед смертью вспоминается вся жизнь, но у Хамелеона из памяти почему-то всплыл только один эпизод. Недавняя расправа над мастером Цеха Юрием Шуйским. Происходящее сейчас чем-то напоминало финал той успешной диверсионной операции. Только в роли жертвы выступал сам Хамелеон, а в роли палача… Как в свое время Шуйский, Хамелеон даже примерно не представлял, кто на самом деле этот экзекутор и почему он так свободно рассуждает о делах Хамелеона, Цеха и о промысле Вечности, но на него не реагируют ни инстинкт гнева, ни чутье, определяющее «своих».

«Не человек же он какой-нибудь новой породы! Впрочем, какая теперь разница? Нашел, о чем думать в последние секунды жизни!»

По лесу, распугивая птиц, прокатилось короткое эхо выстрела. Хамелеон судорожно дернулся, завалился вперед и уткнулся лицом в прелую листву.

Палач спрятал оружие Хамелеона в карман и, не задерживаясь у места расправы, неторопливо пошагал в сторону шоссе.

Примерно на полпути к трассе одежда и лицо человека стали полупрозрачными, а силуэт, казалось, потерял определенные очертания. С каждым шагом загадочный оптический эффект усиливался, и вскоре неизвестный «растворился» в воздухе. То, что на самом деле странный человек выбрался на обочину, можно было определить лишь по примятой траве.

* * *

Это походило на пробуждение после тяжелого долгого сна, в котором было много образов и событий, но ничто из происходившего не запомнилось, а лица и слова остались размытыми пятнами и невнятными звуками. Единственное, что запомнил Туманов, было слово «вечность». Все персонажи сна говорили о ней, словно о некоем месте, спрятанном в хитросплетении миров и путей Вселенной, а не как об отвлеченном понятии, но более глубокий смысл сказанного ускользнул от Виктора. Осталось лишь слово: «вечность». Туманов чувствовал, что ему следует разобраться с загадкой, но во сне сделать это он уже не успевал. Волна пробуждения несла его куда-то вперед и вверх, приближая к залитому солнечным светом золотистому берегу Жизни.

Виктор не сопротивлялся. В холодной пучине вечного сна было спокойнее, однако и у суетливого солнцепека побережья имелись свои преимущества. В первую очередь там ждали те, кто был Виктору дорог. Насколько важно быть рядом с ними, понимаешь, лишь когда уходишь бесконечно далеко, теперь Туманов знал это точно. И насколько щедр этот подарок судьбы – возвращение, тоже понимаешь, лишь попав туда, откуда нет возврата. Почти нет, как выяснилось.

Волна выбросила Туманова на горячий песок, схлынула и больше не вернулась. Он поворочался, тяжело перевалился на спину и уставился в пронзительно-голубое небо с ослепительным золотым диском в зените. Солнце старалось, и его усилия не пропадали даром. Виктор почувствовал, как теплеют руки и ноги, как из груди исчезает могильный холод, а ледяная маска превращается в лицо живого человека. В первую очередь начали слушаться веки – Виктор моргнул, – затем губы. Туманов облизнул губы пересохшим языком и попытался что-нибудь произнести. Получилось не сразу, но он повторил попытку, и слово все-таки сорвалось с губ. Едва слышное, слабое, но отчетливое.

«Вечность…»

Почему именно это слово? Туманов не знал.

Голубое небо вдруг побелело, а солнце уползло к горизонту и стало относительно тусклым, в пределах возможностей стоваттной лампочки. Виктор еще раз моргнул и осознал, что видит над собой потолок просторной комнаты. Туманов перевел взгляд вправо. Лампочка-солнце в изящном плафоне светила со стены. Взгляд скользнул ниже и наткнулся на одного из персонажей сна. Рядом с Виктором сидел человек в белой одежде и с мутным пятном вместо лица. Неужели Хамелеон?! Туманов моргнул несколько раз подряд, и зрение наконец пришло в норму. Лицо странного человека обрело черты. Нет, это был не Хамелеон. Сыщик с облегчением выдохнул.

– Здравствуйте, бригадир, – прошептал Туманов еле слышно.

Бригадир Островский вздрогнул и подался вперед.

– Вы очнулись! – он улыбался, похоже искренне радуясь за Туманова. – Отлично! Вот, попейте.

Виктор ухватил губами соломинку и сделал несколько глотков солоноватой жидкости. На эту незамысловатую процедуру ушли почти все силы. Туманов закрыл глаза и ненадолго провалился в забытье, теперь уже без образов и звуков. Очнувшись, он снова приложился к соломинке и окончательно утолил жажду. На этот раз силы его не оставили. Виктор почувствовал себя достаточно бодрым.

Он снова взглянул на Островского и едва заметно кивнул:

– Спасибо.

– Не за что, Виктор Алексеевич. По правде сказать, это я должен вас благодарить.

– За что?

– Трудный вопрос, – Островский неуверенно потер скулу. – Наверное, за чудо или за откровение, которое с вашим возвращением снизошло на Цех.

– Разве для бессмертных в новинку воскрешение?

– Нам трудно умереть, Виктор Алексеевич, но если это все же происходит, никто из нас не возвращается. Это прерогатива существ более высокого порядка.

Бригадир поднял взгляд к потолку.

– Я не сверхчеловек, – Виктор чуть качнул головой. – Мой «порядок» не выше вашего.

– Вот в этом и загадка, – Островский развел руками. – Что все-таки произошло? Мы все были уверены, что Хамелеон вас убил, причем реально. Я лично видел ваш, извините, труп. Но спустя час вдруг появился пульс, и вы… вернулись. Правда, в себя пришли через сутки, но это уже детали. Что за чудеса, Виктор Алексеевич? Может быть, шепнете по старой дружбе?

– Откуда мне знать? – Туманов чуть приподнялся, стараясь принять подобие сидячего положения. – Лучше скажите, Всеволод Семенович, что с Хамелеоном и Женей? Живы?