Он вдруг представил ее крепко связанную. Она лежит на полу, а он прямо у нее перед глазами е…ет одну из ее подружек. Дело происходит в подземелье древней монашеской обители, горят свечи, на каменном полу кое-где лежат кости давно погибших монахов. Он смотрит ей в глаза и видит, как ужас и сладострастие безраздельно властвуют над ней. Она испытывает оргазм без прикосновения, оргазм, граничащий с религиозным экстазом.
Вдруг его снова скручивает, и фантазия распадается на отдельные сгустки.
Она должна была конкурировать и бороться за тебя. Вместо этого ты конкурировал за нее с ее воображаемыми мужчинами, как ты это делаешь всегда. А ты бы мог трахать девок прямо у нее перед носом, ее подруг… Эта сучка должна была все время стоять на коленях перед тобой!.. Но теперь, увы, все кончено. Ты ее уже не поставишь на колени.
Последний джинн шепнул ему на ухо:
– Ты должен стать законченным мерзавцем и чудовищем, хотя бы потому, что ты очень, до безумия любишь женщин… Тебе стоило просто играть с ней!
20
– Красавица девка, завидую!
Чтобы продемонстрировать фото Эдуарду, Бретёр залез в Интернет.
Он явился к вождю вечером вместе с четырьмя бутылками чилийского вина. В Интернете была выложена самая мощная ее фотосессия: красные губы, черные, выше колена сапоги, чулки. Моргана в самом своем убийственном воплощении.
– Нечему, Эдуард! Мы, по ходу дела, скоро расстанемся. Она заявила, что хочет жить в Москве.
– Ну а какая тебе разница? Она же для тебя просто половая партнерша.
– Но я люблю ее, Эдуард. Сейчас она, наверное, будет встречаться с мальчиком-моделью, своим подчиненным.
– В определенный момент женщины хотят себе выбрать мужчину послабее. Вот Наташа тоже стала встречаться с Сергеем – Боровом, который был большой такой бабой в штанах. Она хотела быть главной. И что из этого вышло? Ни х…я не вышло. Вышла смерть.
После этого Эдуард пригласил его в кабинет, чтобы показать фото своей новой девки. Дело было в новой съемной квартире на Ленинском: белые стены и такой же минимализм. На фото в серебряной рамочке в виде сердечка (скорее всего, она подарила) стройная высокая девушка стоит вполоборота с татуировкой где-то в районе попы.
– Это Фифи. Смотри, какая худая, как из Освенцима! – Лимонов произнес это с нескрываемым восторгом, он любил худых.
Бретёр не очень жаловал худых, но этот экземпляр показался ему интересным.
– Да, супер! Красотка! Как ты с ней встретился?
– Очень просто. Через Интернет. Я увидел, что она написала комментарий в Интернете: «С кем бы я познакомилась, так это с Лимоновым». Я немедленно дал команду своим ребятам-охранникам: «Найдите и приведите!» И привели довольно быстро.
Фифи – это творческий псевдоним, такие короткие и пикантные имена давали парижским путанам в прошлом теперь уже столетии. Французская эстетика была Лимонову не чужда, он ведь жил в Париже столько лет.
– Твое! – Они чокнулись бокалами.
Париж сейчас стал другим, Бретёр это заметил: он был в этом самом красивом городе несколько раз, один раз с интервалом в десять лет. За это время европейская глобализация постепенно вытравляла старый французский флер. Ощущение праздника, которое царило в восьмидесятых и в начале девяностых, растворялось. Современный Париж тосклив до невозможности, он битком набит пенсионерами и цветными.
– Недавно со мной произошел вообще смешной случай, – начал Лимонов. – Одна девка брала у меня интервью и позвала в свою квартиру. Охрана там все проверила, вроде никаких камер, прослушек. Девка стала брать интервью, а вопросы как-то быстро кончились. Подозрительно. Потом вдруг пришли ее подружки. И одна говорит: «У нее завтра свадьба, не хочешь ее трахнуть?» Я: «Сейчас подумаю!» Пошел в сортир, отлил, подумал. «Да, хочу!» Подружки не уходят. Я: «Брысь отсюда!»
– Симпатичная?
– Да такая, средняя, с брекетами. Вообще, это, конечно, на провокацию похоже. Но поживем – увидим. Может, потом всплывет где-нибудь.
– Как дети твои? Читают твои книги?
– Да что там. Они маленькие еще, кричат, не понимают ничего. Пришел вот к ним недавно. Богдан выбегает и кричит: «Папа, давай драться! Папа, давай драться!» А я взял и быстренько закатал его в ковер. И все, лежит… Спрашиваю: «Ну что, хочешь еще драться с отцом?» – «Нет, – кричит, – не хочу!»
С Катей Волковой он давно расстался и не стремился возобновлять с ней отношения.
– Она приезжает из своего Гоа, я ее встречаю, а ее два часа обыскивают. Я говорю: «Ну ты же понимаешь, ты же моя жена!» Она: «Это не из-за этого!» Она достала пузырек и говорит: «Они искали вот это. Не нашли». Я: «У тебя же малолетние дети. Ты что, ИДИОТ?» – Он так и произнес в мужском роде «идиот».
– Серьезно?
– Да, она сумасшедшая!
– С другой стороны, у тебя все женщины были сумасшедшие.
– А я сейчас стал мудрее. Зачем тратить на них столько энергии? Фифи вон в сексе круче всех моих предыдущих женщин. Она так кончает! Так кончает! – Он повторил. – Интересно, это моя последняя девка или будет еще?
К этому времени они уже успели опустошить три с половиной бутылки. У Бретёра стало куда легче на душе, но он все еще хотел вернуть Моргану. Глубоко за полночь они на двоих закурили имевшуюся у Лимонова сигару.
21
– Мы никогда не сдадимся! – кричит Бретёр журналистам. – Мы будем маршировать, пока вы тут все не сдохнете!
Его ведут четверо полицейских, на него наставлены все телекамеры, ярко светят прожекторы. На улице ночь, но лица людей освещены.
Свободу!
Свободу!
Скандирует народ.
Спереди и сзади ведут других нацболов, его товарищей. На площади нескончаемая толпа, периодически зажигаются фаера, летят коктейли Молотова. Где-то сбоку горят несколько зданий.
Приводят в участок. Постепенно он обнаруживает, что это вовсе не участок, а какое-то медицинское учреждение, больница может быть. Появляются тонкогубые сотрудники в бело-зеленых халатах.
– Вы должны принять лекарство! – Из кабинета выходит старуха медсестра с лицом, напоминающим мумифицированный череп, такие можно обнаружить в древних гробницах. В руках ее гигантский шприц.
Бретёр вырывается и бежит в нескончаемый лабиринт комнат, но его тут же ловят два огромных санитара.
– Ведем его к главврачу! Главврач уже ждет!
Его приводят в кабинет, где растут деревья. В центре сидит Моргана, абсолютно голая, на ней лишь черные длинные сапоги. Она подходит к нему и шепчет на ухо:
– Я надеюсь, ты понимаешь, что теперь мы должны тебя убить!
Бретёр подходит к ней, начинает ее душить, а потом силой заталкивает в мусоропровод. Одной рукой он ее держит, второй достает нож и отрезает ей голову, произнося какой-то текст на арабском. Но потом он ее жалеет и ставит голову на место. Целует.